Гончар из Модиина

…Как-то в солнечный день месяца адар , – вспомнила Шифра, – еще не успели пожухнуть высокие травы, они с подругой отправились на прогулку по окрестностям Битулии. Подруги без умолку болтали, делились новостями. Их голоса сливались с гулом пчел и гомоном поющих птиц.

Шифра с улыбкой вспоминала, как на одной из таких прогулок, Иегудит рассказала ей о своих девичьих неприятностях. У неё как раз тогда установился период .

– Лучше позже, чем никогда, – пошутила Иегудит, – мне ведь скоро пятнадцать! И когда период наступил, подругу мучили сильные боли. Она двигалась с большим трудом.

Вначале Иегудит стыдилась рассказать об этом даже матери, но, когда та узнала, успокоила дочь.

– Такое иногда бывает, – сказала она, – и у меня, когда я была юной девушкой, период отличался сильными болями.

– Бывает, – согласилась Шифра, – но эти боли, можно избежать?

– Каким образом? – с надеждой воскликнула Иегудит и обхватила руками живот.

– Я сделаю настой из сбора листьев исатиса и ты попьешь его, – сказала Шифра, – этой траве Всевышний даровал свойство облегчать боли, постигающие женщин в такое время. Выпьешь две-три ложки исатиса утром и на закате солнца, боли значительно уменьшаться, а то и вовсе исчезнут.

Так это и случилось

В последующие их встречи, когда подруги вновь бродили по зеленым оврагам, Иегудит постоянно требовала от Шифры показать ей эту чудо-траву.

– Это не чудо! – смеясь, протестовала Шифра, – каждой траве, корню или семенам, Адонай подарил что-то своё, помогающее человеку.

– А вот и исатис! – обрадовалась Шифра, – видишь те прямые стебли, высотой с локоть?

– Вижу! – воскликнула Иегудит. – Они увенчаны ярко-желтыми цветами!

– Да, – подтвердила Шифра, – и мы их встретили именно там, где они любят расти.

– У старых заброшенных колодцев!? – сделала свое маленькое открытие Иегудит.

– И еще, на влажных обочинах дорог, – завершила свое объяснение Шифра.

После этого случая, Иегудит стала её преданной ученицей.

Она с нетерпением ждала очередного приезда Шифры и тотчас тащила подругу на окраины Битулии. Эти прогулки были интересны и Шифре. В ней проснулась страсть к обучению.

Шифра была убеждена, что цветы, травы, деревья живут не сами по себе, но являются продолжением её самой. Шифру тянуло к этой могучей необъяснимой силе, и она верила, что и они тянулись к ней.

Каждый стебелёк, листик или былинка обладала своим характером, своей красотой, своими собственными секретами. И она ощущала себя не столь одинокой в этом окружении, особенно после всех, постигших её, несчастий.

Если на пути Шифры встречался цветок или куст, еще не созревшие для сбора, она осторожно обходила их. В глубине души она верила, что сохраненные цветок или былинка, подобно человеку, благодарны ей.

Когда она срывала листья нужного ей растения, она делала это так, чтобы не повредить стебель. При этом всегда благодарила Всевышнего за то, что Он подарил ей эти растения, раскрыл перед ней их тайны, позволяющие помочь больному или ослабевшему человеку.

Среди зелени, на холмах, полях или в ущельях Шифра чувствовала себя большой и сильной, но одновременно крохотной частицей, принадлежащей к этому бесконечному миру, сотворённому Его волей.

Утренняя молитва Шифры начиналась с благодарения Адонаю, за то, что Он дал ей, именно ей, возможность ощущать и видеть сотворенное Им, и, хоть крохотной толикой, делиться этим с людьми.

Посвящая подругу в известные ей тайны лечебных трав, Шифра была убеждена, что творит богоугодное дело.

Её всегда охватывало радостное чувство, когда она обнаруживала, что подруга слушает её с глубоким вниманием. Старается запомнить каждое сказанное слово.

Однажды, когда Шифра рассказывала о таинстве кустов мандрагоры, Иегудит попросила повторить дважды один и тот же рассказ. А затем, подражая Шифре, её же голосом произнесла: " Настой этого волшебного растения, способен разжечь любовь даже самого неприступного мужчины. "

– Именно так! – рассмеялась Шифра и добавила, – наша праматерь Рахель, жена праотца Яакова, знала, что мандрагора помогает также от бесплодия! И выпив настой из корней мандрагоры, благополучно разрешилась своим первенцем – Иосифом.

– А это, – Шифра подошла к высокому ажурному кусту, – гордый шумар. Он способен погасить, даже самые тяжелые всплески души. Снимает напряжение, улучшает настроение.

– Шумар нам с тобой не требуется! – звонко захохотала Иегудит.

Затем они немного постояли у кустов шалфея, перешли к зарослям лаванды, и Шифра сообщила, что она кладет на зиму засушенные цветы этого растения, среди шерстяной одежды и ковров. Их аромат напоминает лето и сохраняет шерстяные вещи от ненасытной моли.

В конце прогулки Шифра проводила экзамен. Она была рада, когда подруге удавалось найти редко встречающуюся траву или набрести на лечебный корень, высоко ценимый на рынке.

Домой они возвращались усталые, голодные, но счастливые. Обеих переполняла радость открывшихся перед ними Господних тайн, к тому же их травяной сбор был обилен и стоил хороших денег на иерусалимском рынке.

Придя домой, подруги менялись ролями. Иегудит переставала быть послушной ученицей. Её желание, её воля определяли порядок в доме. Она не позволила Шифре умыться под тощей струйкой воды, текущей из наклоненного кувшина. Потащила подругу к купальному бассейну, сделанному отцом специально для неё.

Бассейн был новинкой для всей округи. И, как всё новое, был враждебно встречен односельчанами. Одни считали, что бассейн похож на микву и обычное купание в нем искажает святой ритуал омовения. Другие сожалели, что зря пропадает вода, которой и так вечно не хватало.

Однако у богатого винодела, отца Иегудит, были свои расчёты. Бассейн был невелик – десять локтей в длину, пять – в ширину и в глубину – два с половиной локтя. Быть может, винодел и отказался бы от постройки бассейна, если бы не ручей, который обнаружила Иегудит.

– Вначале я думала, что это – не засыхающее болотце, – с гордостью рассказывала она, – но кода увидела между камнями тоненькую струйку воды, велела отодвинуть камни, расчистила болотце и там нашла ручей!

– И еще я тебе расскажу, – с некоторой таинственностью произнесла Иегудит, – вода не остается в бассейне, её избытки текут к тому зеленому полю, видишь там, вдали? Так вот, на этом поле отец выращивает, новые сорта винограда. Один из них он назвал " Ручей Иегудит".

Шифра видела, с какой тщательностью подруга осмотрела каждый уголок двора, чтобы, упаси Адонай, никто не смог подсмотреть, как купаются девушки. И лишь убедившись, что вокруг не было ни души, Иегудит первая сбросила тунику, расшвыряла по сторонам сандалии и пригнула в прозрачную воду бассейна.

Шифра смотрела на подругу с нескрываемым восторгом. Была поражена отчаянным блеском её медовых глаз, красотой хорошо развитого девичьего тела, хотя и сама была стройна и прекрасно сложена.

– Ну же! – нетерпеливо зазывала подругу Иегудит. – Не бойся! Никого поблизости нет! Вода лишь вначале кажется холодной! – И она плеснула в сторону Шифры пригоршню крупных сверкающих капель. Встала на дно бассейна выпрямилась, при этом её лицо и высокая грудь оказались прикрытыми десятками прядей темно-коричневых вьющихся волос.

– Идешь?! – угрожающе закричала Иегудит и приготовилась тотчас же выйти из бассейна и затащить к себе подругу. И тогда Шифра, завертев в узел толстую непослушную косу, не снимая нарядной кутонет, пригнула в воду.

Тут-то все и началось. Иегудит совсем ошалела. Она погружалась на дно, хватала Шифру за ноги, выныривала, шлепала по воде растопыренными пальцами, поднимала тучи икрящихся брызг и вновь устремлялась под прозрачные струи воды. Когда же ей удавалось затащить подругу под воду, а затем та вырывалась, обе визжали на всю округу.

Вволю накупавшись, девушки шли обедать. Вокруг них суетились темнокожие рабыни. Когда-то отец получил их от одного из разорившихся должников. Это были добрые женщины средних лет, выросшие в неволе, и в полной мере ценившие хорошее к ним отношение со стороны молодой хозяйки.

Шифра видела, что Иегудит относится к ним, как к членам семьи, без всякой скидки спорила с ними, хвалила или ругала. И это нравилось Шифре.

Старшая из эфиопок, Иха, степенная и строгая, внимательно следила, чтобы подушки, на которых сидели подруги, были хорошо взбиты и находились на расстоянии руки от подносов с едой.

Аппетитно дышали, только что извлеченные из раскаленной печки горячие ячменные лепешки. Рядом с ними стоял кувшин охлажденного молока, козий сыр, тарелка сладких стручков и сушеных финик.

Все это время Шифру не оставляла мысль, как незаметнее осуществить свои намерения – сблизить подругу со своим братом. Она знала, что брат не любит легкомыслия и безделья, как знала и то, что за отчаянно веселым характером подруги скрывались столь ценимые братом серьезность и трудолюбие.

Шифре стало известно, что подобно брату, подруга уделяла много внимания бедным и многодетным семьям, а их было немало даже в таком зажиточном селении, каким считалась Битулия.

Отец Иегудит поощрял дочь, но так же как и она, сохранял это в тайне, даже от матери. А мать, не зная о тайне мужа и дочери, делала то же самое. И только для жителей Битулии всё это не было секретом. И они платили семье благочестивого винодела уважением и признательностью.

Иегудит была всеобщей любимицей. Уже не раз приходили к ним богатые сваты даже из самого Иерусалима, но возвращались ни с чем. И это укрепляло надежды Шифры. Но вдруг всё закончилось.

Шифра дома, в Модиине, неожиданно получила от Иегудит приглашение на свадьбу. Её избранником оказался скромный юноша по имени Надав, работавший пастухом у её же отца. Спорить с Иегудит было бесполезно. Даже Шифре, к огромному её огорчению, Иегудит не могла толком ничего объяснить. Подруги никогда на эту тему не говорили. Всё, что она услышала от Иегудит: " Я так решила!"

Свадьба состоялась в конце первой недели месяца хешван, поздней осенью, когда был собран урожай и свежее вино залито в большие глиняные кувшины.

Однако счастье Иегудит оказалось недолговечным. Надав погиб, защищая стадо от напавшей волчьей стаи.

В неполных двадцать лет, Иегудит стала вдовой. Горю её не было границ. И, быть может, если бы ни Шифра, то Иегудит наложила бы на себя руки.

Неделями Шифра не оставляла подругу. Вместе они вновь и вновь бродили по ущельям и руслам пересохших рек. Собирали попадавшиеся необычные травы. Время брало своё. Постепенно щёки Иегудит вновь порозовели, а в глазах появился утраченный надолго блеск.

Как-то, в одной из бесконечных бесед Шифра упомянула имя купца Нимрода. И Иегудит, полу безразлично, полу заинтересованно, спросила:

– Я давным-давно слышала, что у хромого купца есть сын по силе не уступающий самому Шимшону и такой же красивый – правда ли это?

– Правда, – неохотно ответила Шифра, – но Нимрод сделал со своим сыном такое, что будь он проклят во всех поколениях!

– Что это ты говоришь, подруженька?! Взмолилась Иегудит. – Побойся Бога! Такое говорить о ближнем – непростительный грех!

– Знаешь?… – и Шифра в нерешительности замолкла.

– Ну же! – понукала её подруга.

– Сына Нимрода зовут Ицгар и он действительно подобен могучему Шимшону, но он недостоин такого сравнения.

– Почему?! – удивилась Иегудит. – Что плохого мог натворить этот юноша?

– Не столько он, сколько его хромой отец, – ответила Шифра, – не случайно говорят, что отцы едят кислый виноград, а у детей на зубах оскомина. И продолжила:

– Нимрод – любитель всего эллинского. И поэтому отправил сына в Афины, чтобы тот принял участие в состязаниях силачей.

– Ну и…?! – с нарастающим интересом теребила подругу Иегудит. – он завоевал лавровый венок победителя?!

Но, видя помрачневшее лицо Шифры, погасила вспыхнувшие эмоции. Затем неожиданно плюхнулась на траву и потащила за собой подругу.

– Никакая сила меня отсюда не поднимет, пока не расскажешь всё, что ты об этом знаешь!

– Расскажу, хотя…

– Без всяких "хотя"!

– Ицгар, как все греческие спортсмены, участвующие в соревновании, должен был выступать… без одежды.

– Совсем го-о-олый? – с удивлением протянула Иегудит.

Шифра молча кивнула.

– Ну и…?! – нетерпеливо ёрзала на траве Иегудит.

– У Ицгара же, как и у всех мужчин-иудеев, когда они не в одежде, сразу виден след брит-мила, то есть что они не греки, и по этой причине он не сможет участвовать в состязаниях. А если и будет участвовать, ему никогда не присудят лаврового венка, даже если он победит абсолютно всех.

– Почему?! – возмутилась Иегудит.

– Потому что иудей не может быть победителем над эллинами. Не может! – сорвалась на крик Шифра. – У них это не принято! – И тогда Нимрод решил сделать…

– Ну, говори же! – схватила Шифру за руку Иегудит. – Что сделать?

– Операцию. Чтобы прибавить Ицгару то, что у него удалил моэль Элиша, да почиет он в мире. После операции – весь адар и нисан, – продолжала Шифра, – Ицгар тяжело болел. Хромой Нимрод даже приходил ко мне и, плача, просил помочь его сыну, иначе он возвратит Адонаю свою безгрешную душу.

– И ты помогла? – быстро спросила Иегудит, проглотив подступивший к горлу ком.

– Лишь немного облегчила боль. Я ничего не знаю, что могло бы помочь вновь испеченному гою в таком несчастье!

– Чем же это кончилось? – с тревогой спросила Иегудит.

– Он выжил, – безразлично сказала Шифра, и даже участвовал в состязаниях. Рассказывали, что при появлении его могучей фигуры на олимпийском стадионе, раздались громовые крики приветствия. Затем, когда клоун заорал на весь стадион:: "Смотрите – это же розовый иудей!!" – раздался свист и такой же громовой хохот

– Почему розовый? – удивилась Иегудит.

– Потому, что оперированное место, хотя и зажило, но сильно отличалось размерами и розовым цветом от того, что имелось у спортсменов Эллады.

И подруги весело захохотали.