За скрипучей, местами проржавевшей стальной дверью обнаружился живописный сад в восточном стиле – круглая площадка диаметром метров десять, огороженная забором, сплошь заросшим плющом. По другую сторону находилась отворенная калитка, сквозь которую открывался вид на Оку. По всей территории были разбросаны невысокие холмики, заросшие цветами и мхом, композиции из камней и подстриженные можжевеловые кустарники. Тут и там вились тропки, выложенные булыжником, а вдоль них росла высокая осока. В центре гордо высилась сосна с кривым стволом – а под ней, на деревянном настиле, по-турецки сидел мужчина.
Выглядел он непривычно: одет лишь в ярко-красный шелковый халат, волосы собраны в хвост, в руке полупустая бутылка виски. Не изменил он себе лишь в бижутерии – все пальцы были унизаны кольцами.
– Эти твои кольца – все непростые? Артефакты?
– Да, – лаконично ответил Плант, задумчиво глядя куда-то в сторону реки.
– А рокерская куртка и очки – тоже артефакты? Поэтому ты их постоянно носишь?
Георгий некоторое время молчал, прикрыв глаза.
– Нет, – наконец заговорил он, – обычные вещи.
– Зачем же они тебе?
– А зачем людям вещи? В них я стильный. И еще более красивый.
– Спорное утверждение, – возразил я, выхватывая из его руки бутылку.
Согревающая жидкость приятно растекалась по желудку, смягчая зарождавшуюся головную боль и прогоняя накатившую сонливость.
– Как себя чувствуешь? – покосился на меня Плант.
– Как будто целый месяц читал Достоевского. То ли спать хочется, то ли умереть. Но засыпать страшно – оттого выбор небольшой. Теперь так будет всегда?
– Да, – чуть заметно кивнул он, – но ты можешь научиться жить с этим. Выхода у тебя нет.
– Даже если не буду больше изгонять?
– Часть каждой изгнанной сущности навсегда отпечатывается в твоей душе, подобно тому, как улитка оставляет след из слизи. Эти отпечатки наслаиваются друг на друга, образуют несмываемый налет, навсегда меняя тебя. Такова участь гонителя.
Некоторое время мы молча смотрели на реку: прямо в центре русла возвышался остров, густо заросший деревьями и кустарниками. Мне почему-то вспомнилось, что лет тридцать назад он был гол, без единой травинки, и оттого назывался Гребневские Пески. Теперь это название совершенно не соответствовало действительности, но менять его никто не стал. Наверное, никому этот остров не нужен и всем плевать, как он обозначен на карте.
– Что со мной было? В треклятой избе, в ненавистной пустыне.
– Что-то вроде промежуточного измерения на полпути в нижний мир, – отхлебнув из бутылки, снова очутившейся у него в руке, пояснил Плант. – Там сталкиваются две души – твоя и демона. В том мире ты властен настолько, насколько у тебя сильны воля и вера в себя. Если демон чувствует свое превосходство – он заказывает музыку. Рисует местность, внушает страхи, придумывает ловушки. Поэтому в пустыне с тобой поначалу ничего не происходило – сетх присматривался, опасался. А потом, когда осознал, что ты сам ничего не понимаешь, – отважился на атаку. У тебя почти не было шансов.
– И что тогда случилось бы?
– Ты бы навсегда остался заложником в собственном теле. А хозяйничал бы демон, одуревший от дармовой силы и власти. Страшное дело!
– Тогда ты должен научить меня всему.
– Это будет несколько затруднительно, – порывшись в кармане, Георгий достал две сигареты, поделился со мной и закурил. – Дело в том, что ты у нас получился особенным мальчиком.
– В последнее время я часто это слышу.
– Значит, справедливо. Но имею в виду я другое. Обычно у кровного гонителя остается та сила, которую он получил при изгнании первого своего демона. Он постепенно ее приручает, подчиняет и использует по своему усмотрению. Так было со всеми, и я тоже не исключение. А вот в твоем случае, – он ткнул в мою сторону сигаретой, – всё несколько иначе. Ты разделил со мной изгнание суккуба, приняв ее дар. Но только частично! Никто не думал, что такое возможно; иезуиты тоже не смогли прояснить ситуацию. Затем ты провел полноценное изгнание сетха – и обе силы смешались в одну, образовав нечто новое, доселе небывалое.
– А как же аввары? Они вроде бы могут красть силы других демонов. Тоже коктейль получается.
– Нет. В их случае заимствованная и родная силы четко разделены. А природу твоей силы теперь только предстоит изучить. Еще более забавно, что Ашмедай и Сатанаэль – главные конкуренты в сборе душ. Один получает силы из любви, другой – из ненависти. Диаметрально противоположные стихии.
– Как это – из любви? Ашмедай что – купидон какой-то?
– Сам ты купидон, – махнул рукой Плант. – Ему нужны страдания из-за любви. Из плотских утех много не получишь. Так что не верь тем, кто говорит, что суккубы – демоны похоти. Их главный козырь – именно любовь.
– А со мной-то что теперь? Ты умываешь руки?
– Почему же? Приходи сюда хоть каждый день, будем пытаться понять суть твоей силы. И не советую затягивать – кто знает, что случится завтра.
– Ладно, – поднялся я с настила, вдыхая терпкий хвойный запах, – скоро загляну. Умеешь же ты по-человечески говорить иногда, да?