Гора в море

Поврежденный дрон плюхнулся в воду через несколько мгновений в нескольких сотнях метров дальше, один раз подпрыгнул на поверхности и затонул. Неясный мазок на волне – и все.

Рустем бросил взгляд в сторону рулевой рубки парома. Сейчас многие паромы управлялись искусственным интеллектом, но на стекле отражалось солнце, так что он не смог понять, есть ли внутри человек.

«Неужели все закончилось? Раз – и все?» Паром продолжил путь, словно ничего не случилось. Рустем услышал слабый звук – словно от упавшей монетки.

Там, на палубе. Что-то блеснуло на солнце. Он наклонился и присмотрелся к этой штуке – к набору световых рецепторов, имитирующих фасетчатый глаз мухи. К длинной сверкающей игле там, где должен находиться рот. Он вспомнил, как у Айнур в квартире эта штука поворачивала голову, потирала передние лапки и смотрела на него.

Теперь она не шевелилась.

Это была его смерть. Зависала над ним, дожидалась мгновения, когда он отдаст ей терминал.

Он пошевелил ее носком ботинка. Она лежала, словно жук, задрав лапки вверх. Он тщательно раздавил ее, а потом столкнул за борт, в воды Босфора.

Исчезла. Исчезла, как и все остальное.

«Теперь я свободен?»

Возможно – на какое-то время. Но потом за ним явятся. Это точно.

Но точно было и другое. По крайней мере, они не доберутся до Эврима. Рустем отправил терминал в чехол.

«Я все думаю про тех собак. На острове. Зачем вы мне про них рассказали?»

«Чтобы вам было над чем подумать. Задача, которую надо решить».

– Ну что ж, – сказал Рустем громко, – я ее решил.

В итоге факторы, которые помешают нам понять столь чуждый вид, как осьминоги, – это те же факторы, которые мешают нам по-настоящему понимать друг друга: неточное предсказание того, что «происходит» в голове у другого, недопонимание, усугубленное допущениями, пристрастностью и поспешностью. И вездесущее недоверие в отношении мотивов «другого» в то время, как мы пытаемся понять и быть понятыми.

Если мы потерпим неудачу, то в этом провале не будет ничего нового. Хоть и в ином масштабе, по сути это не будет отличаться от тех бесчисленных случаев, когда наш вид не может наладить коммуникацию.

Доктор Ха Нгуен, «Как мыслят океаны»

45

НА ЭТОТ РАЗ, КОГДА ЭЙКО разбудила сирена, он уже знал, что следует вылезти из гамака и распластаться по полу. Он лежал, вжимая голову в палубу, переплетя пальцы на голове.

Сон тоже вылез из гамака и лег рядом с ним. Другие выскакивали из барака или падали на палубу, принимая защитные позы, понимая, что на самом деле это их не спасет.

Наступила долгая пауза. Эйко услышал, как моторы «Морского волка» гудят в глубине корпуса, почувствовал их вибрацию.

Кто-то закашлялся. Кто-то что-то забормотал. Молитву?

Сон стиснул пальцы Эйко.

– Это оно.

– О чем ты?

– Я чувствовал его запах. Уже несколько дней. Родное море. Мы подплываем к Кондао. Наш план сработал.

– Да, – согласился Эйко. – И что теперь?

– А теперь, – сказал Сон, – «Морской волк» сдохнет.

Послышалось жужжание, похожее на то, что издает шмель, но в тысячу раз громче. А потом воздух сжался.

На мгновение Эйко потерял сознание.

Когда он очнулся, палуба кренилась. Эйко попытался выбраться из-под кого-то, кто лежал на нем. В ушах у него звенело, так что он больше ничего не слышал. Ему удалось выбраться из-под груза и встать на колени. Сон. Это был Сон.

Он дергал его за рукав, что-то приговаривая, и указывал на дверь барака. Эйко двинулся к ней. Да, двигаться он может. Он поднялся на карачки на наклонной палубе: угол наклона за последние мгновения еще увеличился.

Сколько он пробыл без сознания? Сон почти выволок его на воздух.

Они выбрались из барака. Ступеньки к главной палубе теперь шли вертикально. Корма «Морского волка» ушла под воду. Вода серой пеной заливала главную палубу. Слип на корме уже был под поверхностью воды – черной, словно нефть. Те, кто несли вахту, превратились в кляксы – и разорванными кучами скатывались в море.

Двигатели натужно ревели. Их заклинило на заднем ходу? Они утаскивали корабль под воду, на дно.

А потом вода добралась до машинного отделения. Двигатели захлебнулись, взвыли – и замолкли. Корабль погрузился во мрак, не считая тусклого янтарного светлячка в рулевой рубке, где бронированный интеллект был отгорожен от остальных корабельных систем.