– Ты начала не с того вопроса. Начни с чего-то более простого. Ты сказала, что тебе надо объяснить те символы остальным. Тебе надо говорить ясно, чтобы Эврим и Алтанцэцэг смогли понять. Так что изложи все мне, – посоветовал Камран. – Начни с самого начала.
К тому моменту, как Ха спустилась в вестибюль, где Эврим и Алтанцэцэг сидели за столом в свете экранов и диодов, она чувствовала себя подготовленной. Она со всем разобралась: как именно объяснять, с чего начинать. Вот для чего ей нужны были разговоры с Камраном: они позволяли ей разобраться со своими мыслями, приготовиться к взаимодействию с окружающими. Без него ее мысли бежали по кругу, оставались изолированными. Он помогал ей сформировать и контролировать их, давал новые вводные, позволял изменять выходные данные. Переводить их, делать понятными для других.
Стоял уже четвертый час утра. Эврим и Алтанцэцэг сидели за общим экраном и листали страницы с символами. Когда она подошла ближе, Эврим поднял голову.
– Я все еще не понимаю, что вижу.
Ха подтащила один из больших терминалов к краю стола и нарисовала там оба символа: сначала осьминожий, потом – свой.
– Когда они рядом на экране, на что они похожи?
– Они тесно связаны, – сказал Эврим. – Две части набора или вопрос и ответ? В них прослеживается симметрия. Это «да» и «нет»?
– Хотелось бы, чтобы все было настолько просто. Но – нет. Символ осьминога – тот, который он снова и снова повторял на своей мантии на тех видеозаписях, – кое-что мне напомнил, и это не давало мне покоя. Символьный язык произволен, но не всегда. Иногда, как в ряде китайских иероглифов, видна пиктографическая связь с чем-то
И совершенно очевидно, что осьминог был настроен негативно. Он не проявлял дружелюбия. Аппарат вторгся в его дом. Осьминог был враждебен. Или боялся. Возможно, испытывал оба эти чувства. Тогда что он мог пытаться сказать? Возможно, нечто вроде «уходи» или «убирайся». Простой императив. Приказ. Одно… ну, «слово», если в его системе о таком вообще можно говорить. Но как это соотносится с тем символом, который мы видим: этим полукругом или полумесяцем с направленной вниз стрелкой?
В последние несколько дней я занималась исключительно тем, что просматривала съемки осьминогов в их обиталищах. Как и вы. И на одном из видео я его нашла. Это был просто научно-популярный документальный фильм. Однако угол съемки оказался удачным. Там засняли, как осьминог входит в свое убежище, чтобы спрятаться, – ныряет в дыру, которую обнаружил в скалах и укрепил камнями, как они это часто делают. И поскольку съемка велась сверху, то видно было ясно.
Она смахнула заполненное на терминале окно и нарисовала новый знак:
– Это смайл, – сказала Алтанцэцэг. – Осьминог сделал смайл, так рад тебя видеть.
Она ухмыльнулась: странный квадрат зубов на рябом лице. Шутка. Она пошутила. Почти невозможно было заметить юмор из-за ее бесстрастного лица и невыразительного и неточного переводчика.
– Очень смешно. Но на самом деле – это хороший пример. Потому что, видите ли, это и есть суть проблемы. Мы ищем символ, который уходил бы корнями в реальность. Какой была бы его пиктографическая или дейктическая основа? Мы, люди, действительно видим в этой фигуре улыбку. Потому что это – один из важнейших дейксисов
– Значит тупость, – вмешалась Алтанцэцэг. – В моей культуре. Глупая улыбка без причины. Или американец.
– Точно. И это еще один пример проблемы: культурная валентность. Значение улыбки не универсально. В некоторых культурах она может означать смущение. Но дело не в этом. Дело в том, что мы видим здесь смайл, потому что связываем форму с человеческим лицом и тем, какие на нем бывают выражения. Однако у осьминога, в отличие от нас, нет лица. Это – одна из тех причин, по которым нам так трудно их понимать. Вся их физическая основа отличается от нашей. Нам необходимо выявить базовый набор метафор, на которых они могут основываться.
Но в том документальном фильме я ее увидела. Опознала. Она всюду. То, что мы видим – «смайл», – это сад осьминога, преграда из объектов, которые осьминог помещает перед своим логовом: полумесяц из камней и раковин, с помощью которого осьминог маскирует и защищает вход в свой дом. И у меня возникла связь: этот символ – граница между «внутри» и «снаружи». Между «домом» и «миром». Тогда вот это, – тут она переключилась на первое окно и ткнула в него пальцем, —
– …может быть составным знаком, где граница дома представлена полумесяцем, а стрелка, идущая от него… Это не «вниз», как я сначала подумала, это «из». К кончикам щупалец. От глаз и рта. От центра, за границу сада.
– Убирайтесь из моего дома, – сказал Эврим.