Официант принес кофе, наколотые на зубочистки кусочки лукума на чайном блюдце и маленький стакан воды.
– Нет. Но помню, что в подписанных нами контрактах говорилось, что модели могут быть использованы и в других целях. Конечно, им следовало поставить нас в известность. Но…
– Но что? – спросил Рустем.
– Но деньги были большие. Загрузка длилась почти две недели. Не все процедуры были безболезненными, но в итоге вознаграждения хватило на год учебы. Я на эти деньги дописал диссертацию…
– Вы хотели сказать что-то другое, – отметила она.
– Да. Лестно быть небольшой частью этого проекта. Знаю, что с Эвримом были проблемы. Оно и понятно. Но стать частью такого эксперимента – это уникальная возможность. Так что вам нужно от меня?
– Мой коллега, – сказала женщина, – хочет задать вам несколько вопросов. Мы компенсировали затраченное вами время: уже перевели вам деньги.
– Какие вопросы?
– Такого же рода, какие вам задавались перед загрузкой, – объяснил Рустем. – Это не займет много времени. Пару часов. Можно сделать это здесь.
– Просто на вопросы ответить можно, – Дениз пожал плечами.
Спустя четыре часа, когда они закончили и уже возвращались к причалу, Рустем сказал:
– Надеюсь, вы не собираетесь его убивать.
Они говорили по-русски.
– А почему бы и нет?
Цвета жужжали и переливались. Женщина была ниже Рустема. Осанка у нее была такая идеальная, что казалась неестественной.
Странно: сколько всяких деталей подмечаешь у человека, когда его лицо скрыто.
Трудно было понять, шутит ли она: модуляции абгланца сглаживали интонации.
– Почему? Потому что он просто институтский исследователь, никак со всем этим не связанный.
А почему его это вообще
– Со всем этим? И в чем именно заключается
– Ваши дела. Я подробностей не знаю.
– И хорошо, что не знаете, Рустем. Постарайтесь, чтобы так было и дальше. Не стоит проявлять широту мышления – углубляйтесь только в поставленную перед вами проблему. И я надеюсь, что вы смогли получить от него достаточно полезных подсказок, потому что пока создается впечатление, что вы бродите во тьме.
– Я двигаюсь вперед, – сказал Рустем, – но признаюсь, что не так быстро, как хотелось бы. Полезно было бы увидеть исходные опросники и сами модели.
– Когда сможете придумать, как внедрить промышленного шпиона в «Дианиму», дайте мне знать.
– Понял. А теперь давайте вернемся в Астрахань, чтобы я мог продолжить работу.
– Вы туда не вернетесь.
– Что?
– В Астрахани вам больше нечего делать. Вам сняли номер здесь, в республике. В «Пера Палас».
– Но я там
На залитом солнцем причале облако вокруг головы женщины сияло, словно разбитое стекло. Она шагнула на самоходную посадочную площадку. Механическая рука отстыковала ее от причала.
– В Астрахани вас уже никто не ждет, Рустем. И на будущее: если хотите, чтобы окружающие вас люди оставались в безопасности, советую держать рот закрытым.
Только недавно наука стала выходить за рамки материальных структур жизни – на отношения людей с другими существами вокруг нас, на нашу погруженность в природу и зависимость от нее, которые сохраняются, несмотря на все наши усилия оттолкнуть ее с помощью наших сконструированных не-природных миров. Наука наконец стала признавать, что природа, в которую мы погружены, тоже общается, обладает ценностями и стремлениями.
Мы наконец сделали первые шаги к подлинному наблюдению за жизнью – не из отдаления, как ее хозяева, а в содружестве, признавая ее частью себя.
ТИБЕТСКИЕ ОБСЛУЖИВАЮЩИЕ ДРОНЫ имели обтекаемые тела, как у стрекоз. Их поверхность преломляла солнечный свет в фиолетовый и изумрудный. Тонкие лапки выступали из грудной части на вертлугах и коксах и заканчивались хватательными клешнями.
На храмовом дворе они переходили от одной работы к другой со стремительной грацией. Один описал дугу и завис прямо перед лицом Алтанцэцэг. Они переговорили – сначала по-английски, а потом на языке, который Ха не опознала: это был не родной монгольский Алтанцэцэг, а какой-то другой.