Гора в море

В храме царил хаос. Двор был усеян перевернутыми растениями, расколотой терракотой, разорванными молитвенными флажками. Лишившийся руки автомонах – один из тех двух, что разговаривали с Ха накануне вечером – бродил по двору неровным медитативным кругом. Его оранжевое одеяние было разорвано в нескольких местах. Он ни разу не взглянул в сторону Ха.

«Мы не живые».

Обезьяны лопотали и ухали с деревьев на незваных гостей.

Эврим поднялся по дорожке с пропавшей рукой и положил ее на один из столов для подношений.

– Нашел в развилке баньяна.

Второй дрон-стрекоза с жужжаньем стал носиться вокруг руки.

Тибетский транспортный модуль отбрасывал на них тень с высоты. Он имел форму колеса, от внешней стороны диска лепестками отходили двигатели, поверхность покрывали абстрактные пересекающиеся волны эмали.

Эврим посмотрел вверх, на модуль.

– Не люблю автомонахов, но всегда восхищался тибетскими дронами. В их технологиях идеально сочетаются наука и искусство! И приятно смотреть на их работу: движения такие грациозные, что в сравнении наши дроны «Дианимы» кажутся тугоподвижными и промышленными. Безжизненными в большинстве случаев, но, конечно, в руках хорошего оператора наши дроны тоже, можно сказать, танцуют. – Эврим посмотрел на Алтанцэцэг. – Однако тибетские изделия словно наслаждаются собственным движением.

Словно в ответ на это разговаривавшая с Алтанцэцэг стрекоза отлетела и по спирали пошла вверх к транспортному модулю, закручивая в воздухе совершенно необязательный штопор.

– Это не дроны, – сказала Алтанцэцэг, – хотя, наверное, большинство по-прежнему так их называет, точно так же, как люди десятилетиями называли наши терминалы телефонами. Это – сложные гибридные системы, на много поколений опередившие конструкты «Дианимы».

– На каком языке вы с ними говорили?

– На боевом пиджине, – ответила Алтанцэцэг. – Оператор – ветеран Китайско-монгольской зимней войны и Белградской битвы. Как и я. В Белграде она была в одном подразделении с человеком из моего города. Приятно снова поговорить на этом языке. Давненько не приходилось.

Однако слово «приятно» было неверным: Алтанцэцэг уставилась куда-то вдаль с застывшим лицом. Где-то в глубине ее души война всегда продолжалась.

– Они тоже используют жидкостный интерфейс, – продолжила Алтанцэцэг, – как мой резервуар, но их – более чуткий, и у них есть системные миры ИИ / человеко-холонов, далеко опережающие то, что есть у нас. Интеграционный фидбэк между оператором и машиной просто потрясает.

– Потрясает, – согласился Эврим. – И именно это обогатило тибетцев – и еще то, что они так тщательно защитили свои технологии. Нельзя просто купить их дронов: приходится приобретать всю систему вместе с оператором, которого Тибетская Буддийская Республика направит на ней работать. Однако их технологии настолько передовые, что масса исследовательских и охранных фирм вынуждены идти на уступки.

– Мне незнаком термин «холон», – призналась Ха.

– У них иная концептуальная система, – сказала Алтанцэцэг. – Система «Дианимы» – одна из лучших в мире, но в основе своей она традиционная. Все единицы охраны, которыми я управляю, работают в двух основных режимах: либо я ими управляю, и в этом случае они представляют собой классических, хоть и очень совершенных дронов, либо они находятся в режиме ИИ и выполняют свои операции на основе программ и приобретенных ими сведений об окружающей среде. Так что либо имеется управление сверху вниз, либо независимость – то есть некая независимость. Это не подлинная «свобода», а просто набор алгоритмов и определенная способность к инновациям за пределами этих алгоритмов внутри заданных параметров.

Стрекоза спустилась от транспортного модуля и приземлилась на поврежденного автомонаха. Инструментом-ножницами она принялась срезать разорванное оранжевое одеяние.

Алтанцэцэг продолжила: