Гора в море

Как обычно, в начале погружения было несколько минут, когда Ха все еще оставалась «в мире», как она это называла. Все еще помнила что-то из начала дня, все еще о чем-то размышляла.

В эти несколько дней, последовавших за последним спуском подводного дрона, она работала почти без передышки. Эврим заставлял ее делать перерывы, принося еду и кофе, а в остальном она все возможное время посвящала сделанным ими записям, перенося на экраны и блокноты терминала символ за символом. Однако по большей части символы были настолько абстрактными, что она не могла догадаться, как они связаны с миром.

Один раз Алтанцэцэг отволокла ее на прогулку по берегу.

– Вам нужно сделать перерыв. Нужно дать отдых уму, чтобы по возвращении он заработал лучше.

Однако Ха жалела о каждой минуте, проведенной на улице под солнцем, и шагала, почти не разговаривая. Символы постоянно были у нее в голове. Она все время видела механизм своих мыслей: пыталась расставить символьные последовательности в попытке понять лежащую в основе грамматику. Они с Алтанцэцэг шли рядом и молчали, но мысли Ха были с ее работой над задачей. Наконец ее спутница вздохнула и повернула обратно к отелю.

– Прошу прощения, – сказала Ха, – я просто не могу переключиться.

– Понимаю. Я тоже не умею переставать о чем-то думать. В этом мы обе схожи.

Позднее Ха не могла отделаться от ощущения, что в тот момент упустила какую-то возможность – что Алтанцэцэг хотела ей что-то сказать. Вот только она в тот момент витала где-то в облаках, не готова была слушать.

Они начали называть того осьминога Певцом. Эврим сделал это имя официальным, стал писать его с заглавной буквы. Из этого признания вытекали разнообразные теории относительно других структур подсмотренного общества, которыми они обменивались.

Не только Ха с головой погрузилась в работу: Эврим тоже сидел за столом в окружении заметок и терминалов, делая стоп-кадры, поворачивая угловатую голову от экрана к экрану, набрасывая картинки зажатым в тонких пальцах стилом. Изредка он делился очередной догадкой с Ха, но в основном оба работали в своих отдельных мирах.

Тогда-то Ха и оценила память Эврима. Он запоминал все, что они видели – каждый кадр записи. Каждый изгиб конечностей Певца. Разум Эврима не сметал все впечатления в груду обобщений. Нет. Ко всем его данным можно было получить доступ в любой момент. Это не были «вычислительные способности», но и человеческим такое умение не было.

Порой, когда они работали вместе, Ха изумлялась: Эврим цитировал ей ее собственные слова в точности так, как она их произносила. Не только те же самые слова, но и тот же ритм, интонации, модуляции. Такое идеальное воспроизведение было ненормальным: Эврим словно проигрывал запись голоса самой Ха. Разум Эврима не был человеческим. И одной из самых нечеловеческих его сторон была его неспособность забывать.

Ха было знакомо охватившее ее чувство. Ей больше всего на свете хотелось, чтобы шифр разгадала именно она. Из коллеги Эврим превратился в соперника. Она досадовала на неустанность андроида. Эврим никогда не спал, хотя иногда и удалялся в свой номер. Словно из вежливости. Однако Ха не знала, чем он там занимается. Она подозревала, что он продолжает работать, просто на другом терминале.

Когда доктор Арнкатла Минервудоттир-Чан представляла Эврима общественности, он был очень похож на человека, но теперь это было не так: не нуждаясь в сне и не обладая способностью забывать, он все сильнее отдалялся от того, что можно было бы назвать человеком. Мы, люди, именно такие – существа, способные забывать. У нас имеется некий горизонт, дальше которого мы помним очень мало. Ничто не способно жить в нашем уме вечно, запечатлеваться в нас. Ни обида, ни радость. Время это стирает. Сон это стирает: сон – фабрика забвения. И забывая, мы реорганизуем свой мир, заменяем свои прошлые «я» новыми.

А что происходит с существом, которое на это не способно? Существом, для которого произошедшее двадцать лет назад такое же настоящее, как и случившееся вчера? Как пять минут назад? Как сейчас?

– У вас все в порядке? – произнес у нее в ухе голос Алтанцэцэг.

Ха один раз щелкнула по устройству в знак «да».

Создаваемый ею символ уже начал оформляться, его очертания были ясны. Ха уже провела под водой несколько минут. Ее мысли об Эвриме или о чем-то еще из внешнего мира исчезли. Она сосредоточилась на настоящем: полностью погрузилась, растворилась в звуковом мире воды вокруг нее, искажающих полосах солнечного света на песчаном дне.