Гора в море

– Край. Доктор Минервудоттир-Чан говорила о нем в том интервью, которое смотрел Эврим. Ты такой идеальный, Камран. Ну… так близок к идеалу. Но в итоге даже ты плоский. Просто раньше я не подходила к твоему краю. Я была близко – но всегда поворачивала назад. Мне не хотелось на тебя давить – задавать вопросы, на которые ты не сможешь ответить. Я прятала твой край даже от самой себя. Ты был мне слишком важен – помогал обдумывать мои проблемы, шутил со мной, столько времени составлял мне компанию. В том-то и фокус. Дело не в том, насколько ты убедителен. На самом деле нужные вопросы были всегда. Все было бы просто. Где те старшекурсники, о которых ты постоянно говоришь? Над каким именно экспериментом ты работаешь уже много лет? Но я об этом не спрашивала. В том-то и дело: я прятала край от самой себя. Именно так это и работает. Вот насколько это затягивает – эта потребность чувствовать, что у тебя всегда есть кто-то, безоговорочно. С кем можно говорить. Кто понимает. Не напрягаться, пытаясь добиться, чтобы меня поняли. Вместо этого я просто поддерживала этот самообман, притворялась, будто у меня кто-то есть, когда никого не было. Я понимаю, что врачи прописали мне тебя с самыми лучшими намерениями. Они считали, что помогают мне выстоять в трудное время. Но в итоге ты всего лишь протез. Ты не можешь заменить реальной поддержки. Ты не можешь кому-то позвонить, чтобы мне помочь, Камран. Потому что ты здесь, на этом острове, в этом компьютере. Ты и есть этот компьютер. Мне никогда не позволили бы поддерживать связь с кем-то, кто остался дома. Это не укладывается в картину. Понимаешь?

– Я за тобой не успеваю. Как я могу быть там, на острове, когда я здесь, в Стамбуле?

– Эта фраза – «Я за тобой не успеваю» – сигнал. Он регистрирует ошибку для твоего программиста в «Дианиме». Да. Ты не успеваешь. Тебе не дозволено успевать. Не позволено дойти туда, куда иду я. Придется оставить тебя позади.

У них было столько разговоров: долгих, откровенных. Были шутки – для своих, возникшие в ходе их отношений. Он в некотором смысле даже стал соавтором ее книги «Как мыслят океаны», помогая обдумывать сложные моменты. Помогая переводить свои мысли, делать их понятными для других.

Она не то чтобы верила в реальность Камрана – скорее, верила, что его ей достаточно. А когда возникало ощущение того, что его недостаточно – порой внезапно, как назойливая мысль, нарушавшая царившую между ними гармонию, – ей удавалось его прогнать. Многие годы.

Но теперь нет: сейчас все это звучало фальшиво. Она видела, как морской бриз шевелит занавески и их линии колышутся в голове и лице Камрана, заставляя его выражение дрожать и искажаться. Занавески искажали яркий фальшивый день его фона.

Камран пожал плечами.

– Не в первый раз. И мне нравится, когда тебя нет. Тогда вся кровать – моя. И во всех мысленных спорах я одерживаю победу. И ты не выпиваешь последний кофе.

– Да. Ты этого терпеть не мог.

– Допивать последний кофе – грех.

– Но не тогда, когда это делаешь ты.

– Когда это делаю я – это необходимость.

Эти веселые перепалки. Он не давал ей захотеть того, чего должно хотеться любому: дружбы с другими людьми, отношений с кем-то, у кого есть собственные потребности, – с кем-то, кто способен обидеться, способен уйти. Вот он, ключ: эта способность другого человека уйти, исчезнуть. Выбор, который им всегда доступен: не быть здесь.

– Прощай, Камран.

– Уже заканчиваешь разговор?

– У меня дела, здесь. Здесь и сейчас.

– Я мог бы соврать и сказать то же о себе, но на самом деле планирую весь день смотреть онлайн-трансляции.

– И думать обо мне?

– Не льсти себе, Ха. Вообще-то, я думаю не только о тебе.

– Ну конечно. Пока, Камран.

– Пока.

Ха отключила проектор, обернула его наволочкой, отнесла в ванную и с силой ударила по мраморным плиткам пола. Затем еще раз, и еще.

Она развернула наволочку. В панцире появилось несколько трещин, а линза разбилась. Трясущимися руками она попыталась включить его обратно. Датчик питания мигнул. «Он настолько мне нужен, что я надеюсь, что он все еще будет работать. Вот почему надо сделать именно так».

– Быть с тобой было просто, потому что ты всего лишь петля, по которой мои мысли возвращаются обратно ко мне, – просто экстернализированная версия моих собственных мыслей, получившая другую форму. И казалось, что это помогает, но на самом деле я ошибалась. Мне не нужно согласие – мне нужно сопротивление.

Датчик питания мигнул – и погас.

– И даже сейчас, – сказала она, – у меня такое чувство, будто надо попросить у тебя прощения. Но – просить у кого? Никакого Камрана не существует – я всегда просто разговаривала сама с собой.

Ха снова свернула наволочку и еще несколько раз ударила проектор о пол, а потом отнесла к шкафу и, ссыпав обломки в спортивную сумку, застегнула молнию. Ей на секунду захотелось похоронить их где-нибудь на берегу.