Гора в море

– Меня это никогда не интересовало: я ученый. И никем больше никогда не хотела быть. Только изобретателем, первопроходцем. Творцом нашего будущего. Деньги для меня – всего лишь инструмент. Средство для проведения моих исследований. Я оставила финансы специалистам, чтобы попусту ни на что не отвлекаться. И вот сейчас, когда все начало распадаться, я вижу части нашей империи, построенные людьми, которых я нанимала, но с которыми никогда не встречалась. Вещи, которыми мы располагаем, но о которых я даже не подумала бы. В каком-то смысле для меня было настоящим открытием то, насколько мы разрослись, как пробились в производства, которые меня никогда не интересовали. Рост корпорации имеет собственную логику – дочерние предприятия покупают собственные дочерние предприятия, завоевывают рынки, расширяют свои интересы. Кое-какие действия я никогда бы не санкционировала, если бы знала.

«Независимые системы, исследующие без руководящего разума»…

– Насколько далеко это зашло? – спросил Эврим.

А сам Эврим – тоже собственность компании? Собственность, которую купят при рейдерском захвате? Присвоят наряду с активами какого-то дочернего предприятия?

– Они пока не добрались до основных холдингов, но… мы уже потеряли сотни дочерних предприятий, больших и малых.

– Сколько осталось?

– Половина того, что было год назад.

Эврим резко встал из-за стола, уронив стул.

– Как вы это допустили?

– Ох, Эврим, – сказала Минервудоттир-Чан, – будь я такой влиятельной, какой ты меня считаешь, я смогла бы это прекратить. И заодно не допустила бы восход солнца.

– Я никогда не считал вас настолько могущественной, – возразил Эврим. – Влиятельной вас считают только те, кто смотрят ваши выступления и читают пресс-релизы. Я знаю вас лучше, Арнкатла. Вспомните, кто я: я вас знаю. Я всегда знал, что вы слабая. Влиятельные люди понимают, что делают и почему. А вы знаете, только как что-то сделать. Как строить разумы. Как раздвигать границы. Но вы не осознаете, почему вы это делаете. Вы создаете лишь новые несчастные случаи. Новые ошибки. И теперь они наконец вас догоняют. Теперь я понимаю. Вы не способны остановить то, что происходит с «Дианимой». И вы сбегаете. Вы здесь не для того, чтобы помочь: вам нечего нам предложить. Вы просто здесь спрятались. Никаких сигналов, входящих или исходящих: идеально. Вам не придется смотреть, как рушится ваш мир.

Доктор Минервудоттир-Чан сделала широкий взмах рукой.

– Нет. Вот мой мир, Эврим. Эти острова. Осьминоги. И, прежде всего, ты сам. Величайший разум, над которым я работала. Я приехала сюда позаботиться о том, чтобы, если мой мир и развалится, мне можно было остаться с ним до конца.

– Вы никогда ничего не делаете по одной причине, – сказал Эврим. – Я вас знаю. Есть и еще какая-то причина. Всегда есть еще какая-то причина.

– Да, Эврим, – признала доктор Минервудоттир-Чан, – ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. – Она встала. – Но люди меняются. А сейчас…

– А сейчас вы отправитесь на пробежку, – договорил за нее Эврим. – Чтобы проветрить мозги. Я же говорил: я вас знаю.

Осьминог – это чистая изменчивость. У формы без жестких элементов, имеющей больше нейронов в радиусе конечностей, чем в мозге, нет четкой границы между телом и разумом.

Осьминог – это разум, не ограниченный костью, трансформирующаяся плоть, пронизанная нейронными связями, исследующая свой мир с текучей любознательностью.

Какой мир создал такое изменчивое существо?

Доктор Ха Нгуен, «Как мыслят океаны»

39

ЗДЕСЬ, ПОД ВОДОЙ, ХА ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ КАК ДОМА.

Странно, что стихия, в которой ей было так хорошо, была также той, где она не смогла бы выжить самостоятельно. «Наверное, не мы выбираем себе дом. Это он нас выбирает».

Она рада была оказаться здесь, под водой, после сцены, разыгравшейся на катере. Запястье у нее все еще горело там, где его сжала Алтанцэцэг, хотя хватка этой сильной женщины («она впервые ко мне прикоснулась!») не была жесткой. Не удерживавшей, а молящей.

– Не вините меня, – сказала ей Алтанцэцэг, – за ваше пленение. Не я отдала приказ.

– Я вас не виню.

– Теперь я вижу в вашем взгляде страх и ненависть.

– Нет, я вас не боюсь. И не ненавижу.

– Вы ненавидите то, кем меня считаете. Тюремщика. Но я нечто большее.

– Я вас не ненавижу. Я просто не хочу с вами разговаривать. Вот и все.

– Вы не хотите со мной разговаривать?

– Не могу.

– Но сейчас вы со мной разговариваете.

– Вы меня заставили.

– Объясните, – Алтанцэцэг отпустила ее руку, – почему вы не можете со мной разговаривать.