Гора в море

А теперь мне кажется, что они эволюционировали параллельно с нами, скорее всего – тысячи лет. Мы могли что-то запустить – вызвать пробуждение – за счет давления, вторжения на их территории, но не мы спровоцировали эволюцию. Она принадлежит им, и только им. Этот процесс должен был начаться задолго до того, как человечество спустило на воду первые корабли. Вот что характерно для нас, людей: мы считаем, что все завязано на нас. Мы все списываем на наши действия. И я не свободна от этой предвзятости. Однако я ошибалась. Тут дело в них, а не в нас. Совершенно ясно, что именно мы видим, – и я не сомневаюсь, что мы найдем еще много подобных фактов. Они вырезают предметы из кораллов и раковин, изготавливают и используют орудия труда. Мы с Эвримом пошутили, что у них Ракушечный век. Привычка разделять эпохи по технологиям – это тоже очередная человеческая метафора, которая здесь неуместна. Среда, в которой они существуют, ограничивает технологический прогресс, однако мы понятия не имеем, насколько продвинута их культура. Есть все указания на то, что мы видим весьма высокоразвитую цивилизацию. Помните Певца? То длинное поэтическое выступление? Это сказительство, я в этом уверена. Так что мне понятен ваш скепсис; но одно дело – скепсис, и совсем другое дело – полное отрицание.

– О, – отозвалась доктор Минервудоттир-Чан, – я вам верю. С самого начала всему поверила. Скепсис у меня автоматический: это тот мысленный голос, который каждому ученому надо убедить. Это мой разум пытается ударить по тормозам. Но я и правда считаю, что есть разрыв между установкой найденных предметов в форме какой-то фигуры на песке и вырезанием предмета с помощью орудий или настоящим «письмом». У меня нет сомнений в том, с чем мы имеем дело, – я пытаюсь определить уровень развития. Человечеству потребовались сотни тысяч лет, чтобы перейти от собирательства и расстановки камней в ритуальных целях до вырезания символических объектов. Мне хотелось бы точно знать, что здесь: первое или второе. Мне хотелось бы оценить величину разрыва, который мы пытаемся преодолеть.

– Я считаю, что речь идет о культуре, – сказала Ха, – в которой существуют изготовление орудий, крупноформатное сказительство и создание символических изображений, подобных этому коралловому человеку. Я не удивлюсь, если нам попадутся доказательства того, что они пишут – переносят символы со своей кожи на другие поверхности. Очень небольшой шаг надо сделать от распознавания символов, построенных из других предметов, до группировки таких символов и использования неких орудий для их создания. Создание символов на коже равносильно нашей речи – оно преходяще и возможность что-то передать с его помощью будет ограниченной. А вот письмо – это реальные возможности. Если у них есть письменность – или вскоре появится, – это будет означать, что скорость изменений культуры стала экспоненциальной, или вскоре станет. Это будет означать, что они могут хранить информацию без искажений, более легко передавать ее от одного поколения другому. Это – определение потребности в информации, развитие на ее основе. Это – надежная система сохранения культуры. Именно письменность позволила человечеству за пять тысяч лет перейти от разрозненных племен к мировому владычеству: это вспышка молнии в глубине времен. Но если вам хочется обсуждать величину разрыва, который мы пытаемся преодолеть, то это будет не разрыв. Это будет пропасть. Тут речь не только об уровне развития символов или применении орудий. Речь о проблеме формы тела осьминогов и строения их нервной системы, которые столь разительно отличаются от наших.

«Именно поэтому вы здесь. Поэтому вам это так остро необходимо».

– Я читала вашу книгу. Вы оптимист. Считаете, что мы можем преодолеть эту пропасть.

– В моей книге возможность коммуникации с видом-культуроносителем оценивается позитивнее, чем это делаю я сама. Так было нужно: для того книга и создавалась. Она должна была стимулировать исследование этой проблемы, а не заставить махнуть на нее рукой. Однако проблема огромна. Возможны тысячи фальстартов и неверных интерпретаций до того, как нам удастся обменяться с ними осмысленной фразой. Я могу провести на этом острове всю жизнь, работая над этими проблемами, – и умереть, так ее и не завершив.

– Надеюсь, – сказала доктор Минервудоттир-Чан, – что смогу предоставить вам такую возможность.

– Сколько у нас времени?

– Хотела бы я знать! Но у меня не было ни единой вести извне с той минуты, как я сошла с вертолета. Мы решили, что поступающие сигналы будут опасны. Нам нельзя рисковать. Так что я так же изолирована, как и вы. Никаких выходных сигналов, никаких входных сигналов. У Алтанцэцэг есть аварийный маячок, а механизмы управления охранной сетью на местном уровне приглушены и не выходят за наши границы. Это во всех смыслах остров, отрезанный от остального мира.

– Тогда кто руководит «Дианимой»? – спросила Ха.