Горячка

На последний переулок он добрался уже во тьме. Тёмная махина трансформатора, с давно перегоревшим над ней фонарём, угрюмо маячила в конце улицы. Завидев её, усталый пилигрим издал торжествующий вздох и прибавил шагу. Цель была столь близка, что Степаныч на мгновенье утратил свою легендарную бдительность, за что и был наказан. В трепетном свете звёзд, зачарованный странник не заметил врытую в землю старую автомобильную покрышку, споткнулся об неё, взмахнул руками и… мощно рухнул прямиком в цель своих странствий.

– Ах ты растудыть-тудыть да в бога душу вашу военно-морскую мать, – выругался про себя Степаныч, так как его рот и ноздри были под завязку забиты пахучим навозом. – Кто ж так строит!?

Он встал на четвереньки и пятясь выбрался из кучи. Кругом было ни души. Дачники давно сидели по своим домам, уткнувшись в телевизор, так что его падение, которому могла бы позавидовать сама Римская империя, осталось никем незамеченным.

– Нехристи! – пробормотал Степаныч и пнул липким сапогом виновницу его нелепого крушения. – Это ж надо, такое удумать!.. Посерёд дороги колёса городить!.. Совсем стыд потеряли… Утоплю…

Кое-как отряхнувшись и ещё раз пнув покрышку, Степаныч угрюмо поплёлся обратно, поминутно сплёвывая горький вкус странствий… Путь его был долгим и извилистым, ибо помимо страшной усталости давила ему теперь на плечи тяжёлая дума. Овеваемый всеми ночными ветрами, старик брёл по опустевшим улицам и суровое чело его, с засохшими следами навоза, было склонено к самой земле. То было время страданий.

Ближе к полуночи, рок вновь вынес печального путника к дверям сторожки. В надежде получить крупицу утешения и добрую порцию водки, Степаныч толкнул было дверь, но та не поддалась. Всё ещё не веря, старик навалился на неё плечом, но, небывалое дело, засов с другой стороны был опрокинут…

Вне себя от гнева, Степаныч принял колошматить дверь кулаками, однако сторож, то ли уже мертвецки спал, то ли, уловив исходящий от ночного гостя недвусмысленный аромат, двери ему так и не открыл. От такой гадкой низости, старик даже не смог как следует выругаться, а только прошипел нечто неразборчивое и, метясь в дверь, смачно плюнул себе же на грудь…

То был финал достойный пера Эсхила! Потерянный и жалкий, Степаныч понуро добрёл до стоявшей неподалёку колонки, наугад умылся и присел на бог весть когда сваленные рядом брёвна, ставшие мягкими от гнили и покрывшего их сизого мха. Он хотел только немного передохнуть, но сам того не ведая, задремал, повалился на бок и укрывшись чёрной августовской ночью точно бархатным покрывалом, бесповоротно уснул.

Ему снились свинцовые воды Баренцева моря, колючий ветер, тяжёлая дрожь палубы под ногами и гул машин. Он кричал что-то радостное наперекор рвущемуся в лёгкие ветру, и жизнь колебалась в такт с упругими ударами волн о стальные борта. Сон был таким реальным, что, в конце концов, Степаныч начал мерзнуть. Тщетно пытался укутать он лицо в ворот несуществующего бушлата, – холод всё равно пробирал его до костей, так что под конец, его правая рука и нога потеряли всякую чувствительность.

– Полундра, – прохрипел Степаныч, силясь пошевелиться и проснулся.

Розовая, полупрозрачная шаль зари только начала опускаться на притихшие дачи и крупные капли росы, застывшие на его голых плечах, отливали рубинами.

– Вот ведь неладная… – чертыхнулся старик, вставая и разминая затёкшие члены. – Что за жизнь… эх…

Сбросив остатки сна, Степаныч пригладил волосы, поправил ремень, проверил свой «кортик» и решительно направился к сторожке, дабы расквитаться за нанесённую ему полуночную обиду.

– Я вам покажу, черти полосатые, как раненному товарищу не отворять, – бормотал он, подбирая с дороги увесистый булыжник. – Это ж надо, двери на ночь запирать?! Не по-нашему это! Не по-людски… Но ничего, сейчас я тебе кингстоны то повышибаю…

Сжимая камень в руке, Степаныч крадучись обошёл дом, раздумывая над тем, как лучше покарать предателя. Бить окна он посчитал мальчишеством, тогда как курочить древний, наполовину вросший в землю мотоцикл с коляской – варварством. Поразмышляв немного, старик избрал своей мишенью ржавую спутниковую тарелку, красовавшуюся под самой крышей корявой избы.

– Сейчас я тебе, прохвост, спутник-то твой вражеский аннулирую, – недобро усмехнулся он, жмуря один глаз и прицеливаясь. – Сейчас ты у меня, гнида, за всё ответишь… Н-н-на!..

Но аннулировать вражеский спутник оказалось делом непростым. Несколько раз взвивались в воздух, брошенные мощной рукой Степаныча булыжники, однако, описав большую дугу и не причинив супостату никакого вреда, они мирно падал в бурьян. Дикий охотничий азарт охватили старика. Все обиды была забыты, теперь, сбить ненавистную антенну, было делом его флотской чести.

– Моряк в грязь лицом не ударит, даже если где и найдёт, – зло шептал Степаныч, тщетно сдувая со лба слипшиеся от навоза пряди. – Я тебя, гадина, всё одно достану… А то ишь, тварюга, выпучилась…

Окинув взглядом поле боя, старик приметил нестройную поленницу дров, робко жавшуюся к ветхому сараю.

– Ага, – недобро усмехнулся он. – Плацдарм…