Горящий рукав (Проза жизни)

«Там был такой Темкин — заведовал дружбой народов. Говорит мне: “Вот такой, Юрий Сергеевич, вы нам здесь не нужны! Я куплю вам билет на поезд!” Я, конечно, загрустил. В Баку нас хорошо принимали! Уныло сижу. Открывается заседание. И вдруг в зал, прямо рядом со мной, входит Рашидов, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана. К тому же он и писал, и романы его широко издавались. Мы, конечно, знакомы были с ним — но не настолько уж. Но тут я понял — мой последний шанс. Встаю, подхожу к нему: “Привет!” Обнимаю его, целую. Смотрит весь зал, застыв. Но тот сообразил, что вельможей не стоит показывать себя, умный был мужик: тоже обнимает меня, целует: “Привет, Юра! Как дела?” Поговорили, и он в президиум пошел.

Прихожу в гостиницу — у меня на столе записка: “По всем вопросам, интересующим вас, звоните по телефону такому-то. Номер машины, закрепленной за вами, такой-то”. Звоню. Говорю: “Хочу на рынок поехать!” — “Хорошо, спускайтесь. Машина через пять минут подойдет”. Выхожу — там Темкин стоит, на остановке автобуса. Говорю ему: “Может быть, подвезти?”

Везут меня на рынок, потом в ресторан, директор ресторана встречает с поклоном... Но вскоре устал я от этих почестей, захотелось нормально пожить. А в гостинице завтракал я вместе с Кириллом Лавровым. Говорю ему: “Как бы тут вечер нормально провести? Ваши спектакли я уже видел!” Кирилл мне ехидно отвечает: “Ты можешь отлично время провести и не выходя из номера. Сегодня по телевизору “Ленин в Октябре”, дублированный, кстати, на азербайджанский!”»

Рытхэу смеется слегка дребезжащим смехом. Ничего особенного вроде и не рассказал — а все на месте! И почтение, и связи, и вольнолюбивый характер! Вот вам урок, юнцы, как надо ставить себя, независимо от времени! В любые времена можно шестеркой записаться, а можно тузом!

Но имя тогда в значительной степени делалось и книгами, хотя имидж, конечно же, многое определял. Неповторимая жизнь Чукотки, тяжелая, отчаянная, полная опасностей, приключений, впечатлений, колоритных героев, небывалых нравов (и даже небывалой сексуальной раскрепощенности, неизвестной у нас), завораживала читателя. Но, как национальная особенность, неизбежный местный колорит, все это проходило. Как и у другого лукавого простака, всеми любимого Фазиля Искандера, друга Рытхэу, который также открыл, что как «национальный обычай» в нашей многонациональной стране проходит многое, что бы иначе никогда не прошло. И так они с Фазилем резвились, при их европейском и даже мировом масштабе, изображая несмышленых дикарей, которые просто не понимают по своей дикости и необразованности, что можно, а чего нельзя. Все понимали их эту высокоинтеллектуальную игру. Читатели радовались таким «лазейкам свободы», начальники тоже были не дураки и тоже радовались: если у ребят так здорово получается — так слава богу, хоть будет что почитать.

Зануды порой попрекают Рытхэу, что раньше все у него в книгах было по-советски, а теперь все наоборот. Так ведь и сама жизнь также переменилась! И надо в любой жизни лучшее видеть. Ну а потом — советская власть на Чукотке — все равно что советская власть на Луне. Все в основном определяется местным колоритом — там чукотский миф побеждает советский. За эту победу его всегда и любили.

Рытхэу слит со своими книгами. Миф Рытхэу ярок и устойчив и настолько колоритен, что интересен везде, даже в Швейцарии, где Рытхэу стал вдруг бешено издаваться, когда наши новые книжные менеджеры решили вдруг выкинуть всю прежнюю литературу и сажать прутики на месте прежнего леса.

Да, Рытхэу знал законы успеха в советское время. Кто-то занудливо-честный это осудит. Но кому этот зануда нужен и в какую эпоху? А Рытхэу и сейчас читают — и не только у нас, но и в мире.

Один из мифов о нем: ветер вырвал у него из рук ведро и унес через пролив в Америку, на Аляску. А потом Юра приехал на Аляску, как известный писатель, и спросил: «Ведро тут мое не пролетало?» История простецкая, насмешливо-дурацкая, в его стиле, а суть, как всегда, хитрая, но глубокая — не про ведро, а про мировое признание. Рассказывал это сам Юра — или это уже рассказывают как самостоятельный миф? Не имеет значения. Второе даже лучше: когда пересказывают из уст в уста мифы о писателе — он точно знаменит.

Недавно было его семидесятипятилетие, с танцующими чукотскими красавицами, с радостным появлением губернатора. И сейчас Юра на коне (или на северном олене). И сейчас знает хитрый чукча, как, прищурившись, зверя на богатую шапку себе добыть.

Недавно мы встретились с ним среди большого стечения народа в Казанском соборе, на отпевании легендарной директрисы Дома книги Самохваловой. После смерти своей любимой жены Гали Юра погрустнел. Как-то раньше не замечал я у него склонности ходить на похороны. А тут он отстоял всю службу, и даже в слезах.