Когда мы заглядываем в выпиленное углубление, которое и было незаметно закупорено и замаскировано, то не верим своим глазам, потому что среди деревянной крошки и кусочков старых опилок луч фонарика находит отражение в большом темно-красном камне.
— Это то, о чем я думаю? — осторожно спрашивает Дима, подходя со спины.
Вместо ответа я вынимаю перстень из тайника, отмечая, что каждый следующий спрятан всё мудрёнее, и если уж этот не окажется настоящим, то шансы найти подлинный близки к нулю. Ник пытается вскочить со стула, завидев кольцо в моей руке, вместо этого почему-то падает набок с неимоверным грохотом, но не успеваем мы прийти в боевую готовность — только Костя достает пистолет четким движением, отработанным годами, — как брат, покряхтывая и ворча что-то матерное себе под нос, нескладно поднимается обратно, задевая руками и ногами всё поблизости. Под конец он бьется лбом о столешницу, протяжно взвыв от такого обстоятельства, и усаживается обратно, махнув рукой: хрен с ним, с этим перстнем, он и издалека его хорошо видит.
— Нужно показать его Дементию Кирилловичу, — озвучивает общую мысль Костя. — Сами мы ни за что не узнаем.
Таля тут же напоминает про картины, которые стоит развесить по местам, и ребята принимаются за работу под нашим чутким руководством. Примеряясь издалека, точно ли Костя повесил ровно, я краем глаза замечаю, как Таля подзывает Ника к себе, отводит в сторону, и слышу шуршание целлофанового пакета — именно в такой мы сложили найденные фишки.
— Я так и знал, что это вы их взяли, — доносится до меня голос старшего брата. — Спасибо, — чуть тише добавляет он. Из комнаты мне не видно, что именно происходит в коридоре, но чисто интуитивно я чувствую, как Ника распирает улыбка.
Повозившись со стареньким, уже видавшим виды магнитофоном, Костя включает музыку: что-то мелодичное и зарубежное, как будто из какого-то очень любимого фильма, который меня угораздило забыть, — и за руки вытаскивает меня танцевать. Не так, как мы вальсировали, например, на Новый год, когда было правильно и красиво, когда годами отточенные движения, и не так, как танцевали только вдвоем, когда только прижимались друг к другу крепче и почти хаотично, просто по наитию переставляли ноги, не соблюдая ни один из существующих танцевальных шагов. Теперь мы действительно танцевали, двигались под музыку, не задумываясь даже о том, попадаем ли в такт.
И в целом неважно, что ничего такого я не умею: ничуть не хуже оказалось просто отпустить всё и расслабиться, кружиться по комнате беспорядочно немного, не размыкая рук, как будто это не мы под музыку танцуем, а наоборот — она играет, подстраиваясь под нас. Довольно неуклюже проворачиваюсь под Костиной рукой, напрочь вдруг забыв, как это делается, даже путаюсь, но компенсирую всё тем, что очень искренне кладу ладони на широкие плечи, делаю шаг ближе к парню и уже не отступаю обратно. Все мысли только о том, как приятно чувствовать талию в кольце его рук, и я только-только кладу голову на крепкую грудь, как Костя вдруг спотыкается и падает, по инерции увлекая меня за собой, и мы с невнятными ругательствами валимся на пол.
Уже после, когда не страшно, нас, конечно, пробирает на смех, а на наши крики и грохот сбегаются ребята.
— Просто я не могу смотреть под ноги, когда ты рядом, — то ли в шутку, то ли не очень, оправдывается Костя, — только на тебя. Не ушиблась? — он подает мне руку, чтобы встать, но не успеваю я протянуть свою в ответ, как парень аккуратно поднимает меня целиком и бережно ставит на ноги.
— Не-а, — для убедительности мотаю головой из стороны в сторону. — А ты? — судя по гримасе боли, исказившей Костино лицо, вопрос был лишним. — Нога? — уточняю со вздохом.
Забросив его руку на свои плечи, помогаю парню доковылять два шага до кровати; в последний момент Ник порывается помочь, но я останавливаю его взглядом, показываю, что справимся и так.
— Всё нормально, — шипит Костя.
— Такими темпами тебя через несколько лет придется отправить на пенсию, — мягко-успокаивающе поглаживаю его по руке. — Надеюсь, ты не потерял в сугробах свою трость, потому что еще неделя с ней тебе обеспечена, а то и все две, — ворчу тихо, чтобы слышал только он.
Костя всё еще рвется помочь с развешиванием картин, и нам еле удается удержать его на месте; дело заканчивают Ник и Димас, кажется, сдружившиеся только сильнее.
— Нужно будет обязательно вырваться сюда летом, — мечтательно замирает Таля, уже начавшая паковать вещи. — Мы со Стасом так редко видимся теперь, как будто не родные, — с ноткой грусти подмечает она. — Это должно было произойти, но я всё равно по нему скучаю. Это нормально ведь, да? — с надеждой смотрит на меня.
— Абсолютно, — заверяю я. — Уж не знаю, где нам взять столько выходных, но как-нибудь выкрутимся, всегда выкручивались. Еще целая весна впереди, так что разберемся, — отправляю в большую дорожную сумку запасной свитер, который так и не пригодился, потому что за два дня я не нашла в себе сил выбраться из большой уютной кофты с капюшоном.