Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

- Ты не допускаешь, что его отъезд...

- Нет, не допускаю. И вообще, считаю, что этот разговор зашел слишком далеко, и не к чему хорошему не ведет.

- Но послушай меня, Малышка, - голос Ляли опять смягчился, словно повинуясь другому напору чувств, теснившихся в ее душе, - он... Павел Всеволодович во мнении общества в любом случае будет оправдан, а ты осуждаешься всеми уже теперь.

- Аболешев не бросит меня из-за мелочных сплетен. Если ты об этом.

- Я не только об этом. Теперь тебе трудно будет появляться на людях в Инске, а возможно, и в Нижеславле, потому что слухи и суждения распространяются очень быстро. Все приличные люди тебе откажут. Ты не боишься?

- Глупости. Я сегодня же отправляюсь в город, - сказала Жекки, вскинув на Лялю смело вспыхнувшие глаза.

Жекки и в самом деле не думала бояться почтенных инских граждан, которых всех знала как облупленных и никогда не считала способными тягаться с ней в благонравии. Жекки была уверена, что ее городские знакомые превосходят ее только лицемерием, и, следовательно, не имеют ровно никаких прав объявлять ей обструкцию. Страха перед общественным приговором в подлинном смысле слова она не испытывала, но какая-то неприятная взволнованность не оставляла ее. Она отлично понимала, что произнести смелые слова намного проще, чем предпринять смелый поступок, и, однако, не сомневалась, что сумеет побороть эту тревожную робость.

- Я сейчас же поеду в город, - заявила Жекки, поднявшись. - Все равно нужно нанять у Тарасова экипаж, чтобы ехать в деревню. Вот заодно и прогуляюсь по Бульвару. Ведь сегодня воскресенье, и, наверное, там соберется весь ваш бомонд.

- Стоит ли напрашиваться на неприятности? - спросила Елена Павловна. - На меня, то есть, на нас с Колей, ты, само собой, можешь всегда положиться, но... Боже мой, Жекки я еще никогда так не переживала за тебя.

- Лялечка... - Жекки подошла к сестре и с неожиданной лаской обняла ее. - Не переживай. Все равно это нужно сделать. Если не сегодня, то никогда. А ведь я, согласись, не могу не приезжать в город, хотя бы потому, что заскучаю без твоих наставлений.

- Жекки... но подумай...

- Поэтому, нужно все уладить сегодня же, до отъезда в Никольское.

- И ты хочешь непременно пройтись по Бульвару?

- Непременно. Я уверена, что господам, которые видели меня на Вилке, - а я ведь тоже их видела, - будет очень приятно обменяться со мной впечатлениями, особенно в виду их жен, детей и всех охотников до сенсаций.

- Тебе все еще не надоело дразнить гусей? Ах, Женька, какая же ты...

- Только, пожалуйста... - Жекки запнулась и опустила глаза. - Ничего не пиши папе.

X

В комнатах флигеля уже царил предотъездный беспорядок. В передней Жекки споткнулась о выставленный там большой дорожный сундук с самыми тяжелыми вещами. Из открытой двери в клетушку горничной выглядывал лежащий на полу пухлый, но еще не до конца оформленный узел с мягким скарбом Павлины. На стульях в гостиной вздымалась груда шляпных коробок, заполненных помимо и вместо шляпок всякими посторонними мелочами. В углу стоял лакированный красный ящик с новой столовой посудой, приобретенной для Никольского, а в кресле уютно пристроилось скрученное в рулон и перевязанное стеганое одеяло, которое всегда путешествовало вместе с хозяйкой из города в деревню, и обратно. Повсюду попадались разбросанные на полу клочки оберточной бумаги и обрывки бечевки.

В своей комнате Жекки застала Павлину за укладыванием господского чемодана. Все Жеккины платья, юбки, жакетки и блузки были либо разложены на тахте и двух сдвинутых вместе стульях, либо, будучи избранными по своевольной прихоти Павлины, уже лежали на дне чемодана. Круглая плетенка с бельем была открыта. Жекки возблагодарила судьбу за то, что успела вовремя. Беспорядочный вид ее гардероба еще не успел обратиться ни в неуправляемый хаос, ни в запакованный чемоданный сумбур. А ведь, чтобы с вызовом пройтись по Садовому Бульвару, Жекки нужно было как следует подготовиться, и прежде всего - тщательно одеться. Ради этого, помимо всего прочего, предстояло, потратив добрых полчаса, вынести изнурительную пытку с переодеванием.

Именно пытку. Жекки давно не воспринимала процесс одевания иначе.

Если бы только она могла в порыве вещего прозрения предвидеть час своего избавления. Если бы могла питать хотя бы маленькую надежду когда-нибудь, пусть и не очень скоро - лишь бы в течение земной жизни, - избавиться от необходимости каждодневно подвергаться этой поистине мучительной, почти что хирургической процедуре, то, наверное, согласилась бы безропотно терпеть и ждать. Но поскольку такой надежды у нее не было, то она постоянно, правда, не всегда вслух, откровенно роптала. Роптала на свою горькую долю, превратившую ее чуть ли не в добровольную, хотя и не всегда послушную, пленницу нелепого, многослойно-сложного дамского туалета.