Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

- Видишь ли, на сей раз, о тебе болтают не только кумушки. Это бы полбеды. Дело в том, что весьма уважаемые дамы... дошло до того, что о тебе заговорили в доме Беклемишевых и даже в нашем кружке, где, уж поверь мне, пошлым сплетницам нет места. И я, как старшая сестра, я просто обязана узнать, правду ли говорят все эти люди.

- Ну что же, узнай правду.

- Жекки, ты ездила на Вилку?

Жекки поджала губы, но глаз не опустила, а наоборот устремила взгляд с предельной прямотой на глаза сестры.

- Ну и что же? - спросила она, почувствовав, как вся скопившаяся за день раздраженность вот-вот прорвется наружу.

- Ты еще спрашиваешь? - чуть не задохнулась Елена Павловна. - Да ты что, притворяешься или действительно сошла с ума? Как ты могла даже додуматься до такого! Да ты хоть понимаешь, что это пятно, это позорное пятно не только на твоем имени - до него тебе, как я понимаю, давно нет дела - этот позор ляжет на всех нас, твоих родных. Разве ты не понимаешь, что такое уездный город, и даже губернский город и его общество? Наше общество, где мне и тебе, и нашим мужьям и детям еще жить. А ты подумала о маме и папе? Как мне им теперь смотреть в глаза, как ты им будешь смотреть в глаза? Ты подумала?!

- А мне интересно, - сказала Жекки голосом, срывающимся от гнева, - почему это ты за целую неделю, пока я живу в городе, ни разу не спросила меня, как идут дела в Никольском. Между прочим, это наше имение, если ты еще помнишь. Тебе почему-то не приходило в голову узнать, что там происходит. Как выгорают на корню поля. Как от жары болеет и дохнет скотина. Как после жатвы стоят полупустые амбары. Как нечем платить не то что по векселям, но даже мужикам за сделанную работу. Тебе отчего-то не пришло в голову узнать, как я буду платить по закладной. Да, да, той самой, в Земельном банке. Или я должна подумать, что ты останешься равнодушной, если нас с Аболешевым вышвырнут на улицу. Но главное - Никольское! Ты думаешь, мне было бы легче смотреть в глаза папе, если бы наша земля ушла в чужие руки, чтобы ее продали каким-нибудь проходимцам или порвали на куски, как старую ветошь. Ты думаешь, ему будет легче простить меня за то, что я выпустила из рук имение, чем за то, что какие-то городские дуры назвали меня неприличным словом? Так вот, я предпочитаю сейчас и предпочту всегда потере Никольского любые самые ужасные разговоры о себе. Да, я ездила на Вилку, но не для того чтобы развлечься от скуки, как некоторые могли подумать. Я ездила туда, чтобы выиграть много денег, потому что, видишь ли... В общем, я не собираюсь ни в чем и не перед кем оправдываться, и впредь, если мне вздумается, поеду и на Вилку, и хоть к черту в пекло, если только черт подскажет, где достать денег.

Елена Павловна слушала, не перебивая. Только ее строгое лицо хмурилось, становилось серьезнее. Когда Жекки остановилась, тяжело переводя дыхание, Ляля посмотрела на нее с какой-то внезапно вспыхнувшей гордостью. И Жекки поняла, что сестра уже готова по обыкновению перевалить на себя львиную долю вины и принять все причитающиеся ей обвинения за то, что не досмотрела, не разузнала, не поддержала. Однако, что-то самое существенное, вызвавшее ее недовольство, осталось непоколебимо. Светлые глаза Ляли по-прежнему смотрели наставительно и строго.

- Ты не должна была опускаться до всего этого, Жекки, - сказала она. - Не должна. Я уверена, что папа сказал бы тебе то же самое, и еще, возможно, скажет. И уж если действительно, ставить его, или кого-то из нас перед выбором - наша земля, или наше честное имя, не сомневаюсь, что каждый из нас выберет второе. И ты сама это прекрасно знаешь, не можешь не знать.

Жекки поняла, что проигрывает. Под влиянием мягкой и холодной убежденности сестры ее прежняя уверенность в своей правоте мало-помалу блекла и приобретала какие-то разрушительные свойства. Жекки уже не знала наверняка, как знала всего несколько минут назад, имела ли она право вести себя со столь вопиющей смелостью. Немедленно вспомнился разлетающийся стеклянный звон разбитого зеркала с отраженным в его осколках бледным лицом какой-то обезумевшей незнакомки - ее собственным лицом, - и Жекки почувствовала, как едкий огонь стыда подкатил к самому сердцу. И все-таки то же сердце, в то же самое время говорило ей, что тогда, в трактире Херувимова, она не в силах была удержаться от этого безумия. Слишком глубокая рана кровоточила в ней, слишком живая боль вырывалась наружу.

- Ты была там с Грегом? - услышала она новый тягостный вопрос.

- Да. Но, надеюсь, ты не думаешь... он просто провел меня в игорный зал. Без него меня не пустили бы, а мне очень нужно было туда попасть.

- Жекки, - Ляля устремила на заблудшую сестру вновь засветившиеся холодным осуждением сверкающие глаза, - ты не забыла, что ты замужем?

- Нет, не забыла. Аболешев, к твоему сведению, не дает мне случая забыть об этом.

- Ты понимаешь, что Павел Всеволодович мог слышать все то же самое, что слышала я, и что его мнение о Греге, в отличие от моего, далеко не так благоприятно, чтобы ты знала.

- Неужели?