Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

"Аболешев обречен, - проносилось в ее сознании, - как кто-то говорил еще раньше, совсем недавно. Сейчас не важно - когда, не важно - кто. Важно, что я сама знала это задолго до всех докторов и предсказателей. И я ничего не могла с этим сделать, даже если бы захотела. Аболешев не позволил бы мне вмешаться, как не позволил Николаю Степановичу заговорить с собой. Мне ли не знать, каким неприступным может быть Аболешев. Он не позволил бы вмешиваться в свою жизнь никому на свете, потому что для него эти дымные сны стали важнее всего. Едва я намекнула ему, что знаю о них, как он стал не похож на себя, и почти сразу уехал. Я могла сделать тоже самое на год или на два раньше. Результат был бы тот же. И значит, я должна приготовиться к самому страшному, к тому, о чем сказал доктор - Аболешев может умереть в любую минуту... - В эту секунду Жекки почувствовала тупой страшный толчок сердца, от которого у нее потемнело в глазах. - Я не смогу никогда не смогу к этому приготовиться. Бессмысленно заставлять себя. Как бессмысленно останавливать эти мысли, они все равно будут преследовать. С ними придется жить...

Жить? Но разве я смогу жить? - Вопрос, поразивший Жекки прямотой и какой-то ранее не ведомой ей предельной насущностью. - Без Аболешева? Невозможно. А его отъезд? Может быть, это - всего лишь попытка смягчить удар, который он предчувствует. Может быть, он посчитал, что на расстоянии мне будет легче свыкнуться с неизбежностью конца. Может быть, рассмотрел, что и я вслед за ним иду по тому же краю. Да, да, конечно. Отчего я не поняла этого сразу, как только повторился мой сон. Ведь "кружения" никогда не бывают случайными. Они вернулись сразу, как только Аболешев оставил меня, и не отпустят, пока Аболешев не вернется. А если он не вернется, то тогда... я не выдержу, и адское видение убьет меня. Значит, смерть...

Жекки стиснула глаза, чтобы превозмочь подступившую к ним, отливающую багрянцем боль. Но тотчас что-то другое сильное колыхнулось в ее сердце, и в душе, подобно светлому блику, пресекавшему когда-то ее ночные кошмары, вспыхнуло озарение: "Серый!" Вторая часть единого, неразрывного с ней чувства, мгновенно воспротивилась обреченности, сомкнувшейся над первой, кровоточащей половиной. И знакомая, безудержно-живительная волна прокатилась по всем ее кровотокам, обдав горячим пламенем. "Вот кто удержит меня, - ясно прозвучало вслед этому волнению. - Пока есть Серый, я люблю, я жива. И кто знает, возможно, Аболешев догадывался об этом?". - Жекки никогда не задумывалась, знает ли Аболешев о ее дружбе с волком. Но сейчас такая возможность показалась ей настолько вероятной, что она как всегда с запозданием поразилась своему внезапному прозрению.

Аболеше, Аболешев... - прокручивалось снова и снова в ее лихорадочно возбужденном мозгу. - Я даже не знаю, куда он уехал. Где мне искать его, где встретить, чтобы сказать, как он не прав, чтобы он понял, как сильно я хочу быть вместе с ним. Быть до конца. Но он почему-то не пожелал услышать меня, не понял. Сбежал... Господи боже мой, неужели я больше не увижу его?

Сердце Жекки вновь застонало. "Вот уж с этим я ни за что не смирюсь. Я должна его увидеть, и если он сам не объявится в ближайшие дни, то поеду искать - в Нижеславль, в Москву, за границу... - Жекки немного перевела дух, и непроизвольно дотронулась рукой до груди - так бешено застучало в эту минуту сердце. - А пока поеду домой, в Никольское, там будет легче, там я увижусь с Серым. Серый, Серенький - вот, кто мне сейчас нужен больше всего на свете. Если с ним что-то случиться, если Серый исчезнет, также как Аболешев, тогда... Но нет, лучше не думать об этом. Мне нужно увидеть хотя бы одного из них, или я сойду с ума".

Все эти мысли, переплетенные с болезненными ощущениями, промелькнули в ее голове за две-три минуты. Она все еще сидела на стуле в кабинете доктора Коробейникова, не замечая, как тот внимательно изучает ее лицо, видимо в ожидании новой, более существеной, чем только что поданный стакан с водой, просьбы о помощи.

Повстречавшись с ним глазами, Жекки подумала, что неплохо было бы рассказать этому добросердечному умному человеку о своем страшном сне - кружении. Ведь Николай Степанович хороший доктор. Он мог бы посоветовать ей какие-нибудь успокаивающие капли или снотворное. Такое лекарство было бы вовсе не лишним, в особености, если она собирается ехать в деревню, а оттуда, возможно, еще куда-то. И в деревне, и в дальних странствиях успокоительное снадобье очень даже пригодилось бы. Но Жекки знала, что рассказав про свой сон, она неизбежно коснется чего-то такого, что ни в коем случае не должен узнать ни один человек. Она уже поняла, что "кружения" неразрывной болью связывали ее с Аболешевым. И сейчас приготовилась пройти до конца через предназначенный ей черный круговорот видений, физического страдания, мучительного возвращения от сна к яви. Другого средства удержать в себе Аболешева, продлить, спасти его и свою жизнь, у нее больше не осталось.