Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

Это началось давно, в тот самый день, когда вы заблудились в моем лесу. Веселая девочка Жекки, вы и подумать не могли, на что я вас обрекаю. А я... Конечно, все понимал. Полагаю, я просто поддался собственной слабости и, спасая вас, совершил непоправимую ошибку. Не подумайте, что я жалею. Нет. По отношению к себе, у меня никогда не было сожалений. Сам я скорее приобрел, нежели потерял. Но вы, Жекки... Вы, разумеется, тогда могли умереть, но ведь могли и выжить. Что, если бы вы сумели каким-то чудом найти дорогу и выбраться из леса без моего вмешательства? Вся ваша жизнь пошла бы по-другому. Вот о чем я, признаться, стал задумываться все чаще, по мере того, как узнавал вас. И чем больше мы сближались, тем сильнее становились мои сомнения и мое... да, почти раскаянье.

Сначала, пока вы были ребенком, я заставлял вас быть подле себя. Вас нельзя было оставлять наедине с собой. Помните темноту, ночь, кружение в бесконечности лабиринтов?.. Эти видения - отблески инобытия, многомерного онтоса, искажавшие человеческое естество, могли вас убить. Я снимал вашу боль, но больше ничего не мог. И вы... вы нравились мне. Во мне начиналось что-то, чего я не ожидал. Чего не должно быть. Но... оно появилось. И тогда я захотел, чтобы вы ни в коем случае не сломались, остались настоящей. В том действительном мире, что я с трудом переносил, вы были одной единственной. Другой просто не могло быть. Разуверьтесь.

Короткое время мне думалось, что вы - мое спасение. Что благодаря вам я вырвусь из плена и обрету то, чего до меня не имел никто из моих проклятых предков - подлинной человеческой радости. Иной раз я позволял себе думать, что из-за вас и ради вас превозмогу собственную природу, изменю целый мир. Да мало ли еще о чем мечтают безумцы. Я торопился. Я не мог допустить, чтобы кто-то другой даже случайно опередил меня. И потому сделал вам предложение при первой возможности. Я и не подозревал, что тем самым только умножу безысходность. Разумеется, если бы вы отказали, я все равно не перестал бы, как прежде, опекать вас, но наши отношения, конечно, сложились бы по-другому. К несчастью, ваша привязанность к волку зашла уже достаточно далеко. Вы согласились стать моей женой, и это стало... вашей ошибкой.

Что до моих надежд, то они оказались совершенно ложными. Неприглядная истина открылась мне в Италии. Вы, конечно, хорошо помните тот приступ, который чуть не стоил мне жизни. Это был знак. Тогда я понял, что отделить себя от другого, данного мне естества, невозможно. Что, попробовав быть только человеком, со всеми данными ему страстями, я рискую неминуемо исчезнуть для этого мира. А я не мог, не имел права исчезнуть. Не потому, что как-то особенно дорожил своей жизнью, а потому, что моя жизнь никогда не принадлежала мне. Я был рожден пленником, рабом служения и должен был всегда повиноваться своему высшему назначению. Может быть, потому я так отчаянно мечтал сбежать от всего этого. Освободится... - Здесь Жекки смутно припомнилось что-то похожее, уже бывшее с нею когда-то. Почти та же интонация, почти те же слова: "Сбежать от всего этого... стать свободным". Когда и кто говорил ей все это? Она не могла сейчас вспомнить, сосредоточиться. Голос Аболешева мешал ей отвлечься.

- Как вами, я бредил этой невозможной свободой, - вновь зазвучало в ней, - и мечтал обрести ее через вас. Но долг был выше. Свобода быть человеком только поманила, но так и не далась мне. Как, впрочем, и вы, Жекки...

Про себя я отлично понимал - раздвоенность губит меня. Будучи человеком, я не мог ничем навредить волчьему естеству. Зато, оставаясь волком, не помышлял о выгодах человека, ибо только звериная жизнь наполняла меня силой и наслаждением, неслыханными, беспредельными, немыслимыми среди людей. Но ничего этого нельзя было открыть никому, и особенно - вам. Я был раздвоен и связан. Сознавая, что погубил вас, я не мог оторвать вас от себя, потому что иначе ваше существование стало бы невозможно.