Горюч камень Алатырь

Сейчас, вспоминая этот разговор, Лидия вынуждена была признать, что погорячилась. Не стоило кричать, впадать в ажитацию… ну что, в самом деле Вольдемар мог сделать? Скотина и животное, как все мужчины… только что денег даст, это они умеют. Но что толку в деньгах, если не знаешь, куда с ними кинуться? Безусловно, на поселениях есть бабки… Но ведь это нужно узнавать, расспрашивать, наводить справки, а у кого?! У местных куриц, которые ей пока ещё сочувствуют всей душой? Но стоит той же полицмейстерше узнать, что несчастная, покинутая мужем госпожа Лазарева беременна бог знает от кого… Впрочем, можно зарыдать, пожаловаться на Базиля, на его пьянство, на то, что он во хмелю посягнул… и принудил её силой… и она ничего не могла сделать, ведь супружеский долг… Это всё, конечно, очень легко, – но ведь могут же и не поверить! И младенец ей вовсе ни к чему… Дьявол, дьявол, дьявол… всё против неё! И ведь только собралась упросить Вольдемара, чтобы поляков услали куда-нибудь с завода! Пусть даже и обратно в рудники, какая разница… Он бы сделал это для неё, непременно сделал бы, – а теперь что? Живи, трясись, и живот со дня на день начнёт расти… Надо будет посоветоваться хотя бы с Пранькой! Она, кажется, всё здесь знает, любую бабку найдёт… Главное – поскорей!

– Пранька! – позвала Лазарева, поворачиваясь к двери. – Пранька, дур… – и осеклась.

Из-за стены послышались голоса: чуть слышное бормотание горничной перебивалось мужским голосом. В сенях говорили по-польски, и ошеломлённая Лидия ещё не успела осознать, что это значит, – а дверь уже хлопнула, коротко проскрипели под быстрыми шагами половицы, – и в горницу вошёл Вацлав Стрежинский.

– Добрый вечер, пани Лидия, – спокойно сказал он, прислоняясь спиной к дверному косяку. На его широких плечах красовалась та же потёртая пехотная шинель, в которой он был два месяца назад на балу у Тимаева. Отросшие волосы были слегка растрёпаны и засыпаны снегом, светлая прядь падала на высокий лоб. Холодные серые глаза смотрели на Лидию без всякого выражения. Оцепенев от страха, не в силах пошевелиться, Лазарева глядела на него. В трубе, нарушая мёртвую тишину, визжал на одной ноте обезумевший ветер.

Стрежинский первым нарушил молчание.

– Не вздумайте кричать, – не повышая голоса, посоветовал он. – На улице страшная метель, никто вас не услышит.

– Вацлав… неужели… Вы же не убьёте меня? – севшим от страха голосом спросила Лазарева. – Вы рыцарь… неужели вы будете мучить женщину?

– Вы не женщина, а животное, – невозмутимо заметил Стрежинский. – Но убивать я вас не стану. Вы нужны мне для дела.

– Я?.. Для дела?! Но для какого же? – забормотала Лазарева, лихорадочно прикидывая: не упасть ли в обморок.

Стрежинский вдруг одним прыжком оказался у стола.

– Не вздумайте лишаться чувств: у меня мало времени! Сядьте, сядьте ровно и не закатывайте глаза, иначе я ударю вас головой о стену! Слушайте! Нам необходимо бежать отсюда! И вы нам поможете.

Услышав о том, что её не убьют, Лидия испытала такое страшное облегчение, что чуть было в самом деле не лишилась чувств. По спине струйками бежал тёплый пот, руки дрожали, и женщина поспешно спрятала их под скатертью. Стрежинский наблюдал за нею, чуть приподняв брови. На его лице застыло презрительное изумление.

– Что вы здесь делаете, пани Лидия? – спросил он, глядя на то, как Лазарева силится взять себя в руки. – Приехали к мужу, зачем? Неужели помирились? Я, признаться, в первый миг даже испугался, увидев вас! Подумал, что с ума сошёл.

– Вы? Испугались? Сошли с ума?! – криво, дрожащими губами усмехнулась она. – Полноте… Вы слишком не человек для этого, пан Вацлав.

Стрежинский ничего не ответил: лишь тонкая морщинка в углу его губ сделалась резче.

– А уехала я из-за ваших друзей! – осмелела Лазарева. – Таких же полоумных, как и вы! Мне стали приходить ужасные письма с проклятиями! Какие-то люди, встречаясь со мной на лестнице, грозили мне смертью! А в чём я была виновата? Меня запугали в полиции, на меня кричали, мне угрожали кандалами, сырой камерой! Меня некому было защитить, а я всего лишь…

– А что же ваш любовник полицмейстер? – пожал плечами Стрежинский. – Неужто он лично пугал вас крепостью? После того, как вы донесли на меня и ещё на десять человек? Я, право, думал, что вам медаль дадут. За заслуги перед отечеством!

Лидия глухо рыдала, обхватив плечи руками. Стрежинский поморщился, брезгливо отвернулся.

– Перестаньте!

Рыдания.

– Прекратите, пани!

Душераздирающий всхлип. Тогда Стрежинский схватил женщину за плечи и несколько раз довольно сильно встряхнул. Лидия захлебнулась слезами, умолкла, отпрянула к стене.

– Пу… пустите…

– Так будет лучше, – спокойно сказал Стрежинский, вытирая руки о рубаху. – Утритесь и слушайте меня. Волею случая мы оказались здесь, и я встретил вас. Думаю, это рок. Вы мне отвратительны, но выбора у меня нет. Нам нужно бежать из Сибири, и чем скорей, тем лучше.

– Но… Вацлав… чем же я…