Горькая трава полынь. Книга первая

Но кто-то всесильный, видимо, решил то ли продлить ее мучения, то ли дать ей временную передышку, потому что когда они прибыли в замок, оказалось мало того, что шейна Оливия находится в бессознательном состоянии, так она еще и была беременна.

Хвала всевидящему, что у Элладриила хватило ума не высказаться вслух по поводу своего предполагаемого отцовства, но по тому, как загорелись его глаза, когда Манэльдор озвучил срок герцогини, Ами прекрасно поняла, о чем подумал Владыка. Правитель Айвендрилла почему-то слышал только то, что хотел, совершенно пропустив мимо ушей тот факт, что артефакт, стабилизирующий жизнь ребенка, был родовым, а значит, отцом его мог быть только маршал Оттон. Почему-то в этой ситуации Амирэль больше всех было жалко именно его. Статный и красивый мужчина сейчас выглядел просто ужасно, и боль его сердца была такой сильной, что глушила все остальные эмоции вокруг, мешая девушке сосредоточиться на шейне Оливии.

А с ней действительно происходило что-то странное.

Такую мощную, пробивающую всякую защиту магию Ами никогда в жизни не видела. Герцогиня походила на застывший сгусток колоссальной энергии — живой огонь во плоти. Зрением исцеляющей Ами видела, как сердце ее пылает, словно пожар, а расходящееся от него кольцами пламя алой стеной поднимается ввысь в сияющем белизной подпространстве.

Впрочем, объяснения тому, что видели и чувствовали, не находил ни один из целителей, и только когда герцог сообщил, что его жена — Дракон Огненный — Изначальный, все встало на свои места, хотя и привело всех присутствующих в глубокий шок. Драконы исчезли из серединных земель тысячу лет назад, а Изначальный — рожденный из пламенной крови творца Всевидящего — всегда считался красивой сказкой, легендой. И вот сейчас эта легенда, бледная и хрупкая, лежала, прикованная к постели, вызывая у Ами щемящее чувство жалости и сострадания. Видеть такой невероятно стойкую и сильную женщину действительно было больно.

Попытка привести ее в сознание обернулась провалом. Открыв глаза, герцогиня недоуменно обвела взглядом склонившихся над ней эльфов, а потом, обнаружив рядом с собой приемного сына, и вовсе успокоилась, улыбаясь мальчишке такой светлой улыбкой, что хотелось улыбаться в ответ.

Все изменилось в секунду, Ами даже понять не успела, что происходит.

Комната вспыхнула, словно лучина: огонь ухнул ревущей струей из глотки камина, жаркой дорожкой побежал по шторам и стенам, оплавил свечи в канделябрах, и комнату тряхнуло так, что присутствующие в ней едва удержались на ногах. Резкая боль ударила в грудь Амирэль каменной тяжестью, лишив способности сделать вдох. Чужие чувства лавиной навалились на Ами, и магия исцеляющей стала впитывать их, как губка, грозя лишить теряющую силы девушку чувств.

Тиски, сдавившие сердце, разжались так внезапно, что Ами невольно пошатнулась, сделав глубокий судорожный вдох. Очертания комнаты и предметов размылись, исчезли все посторонние звуки, и в сияющем белоснежной чистотой поле Амирэль вдруг увидела того, кто так вовремя ей помог.

Сердце мальчика сияло, словно тысячи солнц, распространяя вокруг себя живительную магию исцеления. И что удивительно — он не поглощал чужую боль, пропуская ее через себя, он попросту растворял ее в своей невероятной по силе магии. Приемный сын четы Оттон, как и Амирэль, был исцеляющим — исцеляющим такого мощного потенциала, что и представить себе было сложно. И он видел, кто Ами такая на самом деле. Видел сквозь все ее ментальные щиты и наложенную фальшивую ауру.

Удивительно: столько лет девушке удавалось обводить вокруг пальца сильнейших магов Аххада, потом успешно скрывать свою суть от эльфов, а маленький мальчик раскусил ее с первого взгляда.

Испуганно качнув головой, Ами посмотрела в голубые глаза ребенка, умоляя не выдавать ее секрета. Мальчишка понимающе улыбнулся и, повернувшись ко вновь погруженной в сон герцогине, нежно обнял ее руками за шею, прижимаясь щекой к ее щеке.

— Я же говорил, — Манэльдор, устало ссутулившись, вытер рукой вспотевший лоб, обращаясь к устраняющим последствия пожара Элладриилу и маршалу Оттону. — У нее неконтролируемые выбросы магии.

— Я заметил, что ее эмоциональный фон был нормальным, пока она не увидела его, — Амлох обвиняющее указал пальцем на Кассэля дель Орэна, и все остальные, повернувшись, посмотрели на растерянного герцога с немым укором во взгляде.

— Очевидно, шейна Олвэ очень остро на вас реагирует, — осторожно выдвинул предположение Манэльдор. — А ей сейчас категорически противопоказаны сильные эмоции и любой негатив. Может, вам лучше выйти?

В зеленых глазах герцога застыла такая тоска, что у Ами к горлу подкатили слезы. Боги, да неужели они все не видели, как сильно он любит свою жену? Это чувство незримым эфиром витало вокруг мужчины, пропитывая собой каждый сикр ставшей вдруг такой тесной комнаты. Прогнать Маршала от шейны Оливии было равносильно тому, что вставить нож ему в сердце, а потом еще и хорошенько провернуть, чтобы было больнее.