Горькая трава полынь. Книга первая

Ами хотела было возразить, но маршал, развернувшись, уже смиренно покидал комнату: здоровье и покой супруги для него были важнее собственных амбиций.

— Зачем вы так с ним? — не выдержав, набросилась на Манэльдора Амирэль. — Он вас о помощи попросил, а вы…

— Шейну Оливию нельзя все время держать в спящем состоянии, Амир, — раздраженно фыркнул Манэльдор. — А рядом с герцогом она превращается в огнедышащий вулкан. Как, спрашивается, мы ей помочь можем, когда она в таком состоянии?

— Он только и делает, что причиняет ей боль, — резко и зло вставил Элладриил. — Его вообще к ней подпускать нельзя.

— Да что ты вообще в этом понимаешь? — Ами вдруг впервые в жизни испытала не свойственное ей жгучее желание ударить Элла по лицу за то, что ничего не видел дальше своего высокородного носа. — Он любит ее больше жизни.

— Что? — Владыка настолько растерялся от тона своего названого брата и злости, прозвучавшей в его голосе, что, потеряв дар речи, потрясенно смотрел в его перекошенное яростью лицо. — Ты что такое говоришь?..

Тяжело дыша, Ами отвернулась, столкнувшись взглядом с пристально наблюдающим за ней с кровати Лэйном. И озарение, словно вспышка, пропорола ее сознание: это на нее так странно влиял мальчишка. Сейчас Амирэль не испытывала ни страха, ни боли, и даже мучившие ее все последнее время демоны раскаяния и стыда вдруг отступили, дав отдышаться и увидеть мир вокруг себя таким, какой он есть.

— Мы сейчас снова попытаемся вывести ее из состояния сна, — заявил Манэльдор. — Амир, подстрахуй.

Элл, выйдя из транса, тут же присел на кровать и схватил ладонь Оливии, теряя интерес ко всем, кроме любимой женщины, а Ами, безысходно вздохнув, подняла руки, готовясь в любую минуту сдержать огненную магию герцогини.

На этот раз предосторожность оказалась лишней: открыв глаза, жена маршала совершенно спокойно посмотрела на улыбающегося ей эльфа, а потом не менее спокойно произнесла:

— Рада видеть тебя в добром здравии.

— Я должен за это благодарить тебя, — Элл поднес ладонь Оливии к губам, нежно целуя ее пальцы.

Брови женщины недоуменно дрогнули, а затем, переведя взгляд на стоящую за спиной Владыки Амирэль, она замерла в вопросительном ожидании. Испуганно качнув головой, Ами расширила глаза, и герцогиня, устало вздохнув, ответила эльфу:

— Не стоит благодарности, Мететяалда.

— Стоит, Эатари, — зашептал эльф, еще крепче сжав ее руку. — Ничего не изменилось, мое сердце. Я заберу тебя в Айвендрилл, как мы и договаривались.

Ами показалось, что в глазах бесстрашной охотницы промелькнул неприкрытый испуг. Она вдруг заметалась тревожным взглядом по комнате, словно искала кого-то, а не обнаружив, спросила Владыку:

— Как ты здесь оказался?

— Кетавел позвал, — не замечая того, что творится с женщиной, радостно сообщил ей Элл.

Губы ее мелко задрожали, и герцогиня неожиданно зашлась в безудержной истерике, уткнувшись заплаканным лицом в подушку. Ами, пытаясь ее успокоить, отчаянно пропускала сквозь женщину исцеляющую магию, но, как ни странно, только слова Лэйна о том, что она причиняет вред своему ребенку, привели Оливию Оттон в чувство. А после того, как Лэйн рассказал ей, что это Касс усыпил ее и позвал на помощь эльфов, женщина окончательно успокоилась и стала задавать вопросы Манэльдору.

Из всего того, что увидела, Ами поняла только одно: между герцогом и герцогиней произошла какая-то серьезная размолвка, из-за которой они оба мучаются и страдают, причиняя друг другу ужасную боль. Ведь в том сумасшедшем выплеске эмоций, которые едва не доконали Ами, было намешано столько всего: грусть, обида, горечь, разочарование… и, конечно, любовь. Любовь была самой яркой и пронзительной эмоцией, которую поймало сердце исцеляющей, и Ами, сама испытывающая подобное чувство, просто не могла его не понять.

Присутствие герцога так действовало на Оливию не потому, что она его ненавидела, а потому что любила, и очень сильно на него обижалась за что-то.

Светлый Владыка напрасно надеялся.

Сейчас Ами понимала это так же явственно, как и то, насколько ее любимый эльф был глух и слеп в своей болезненной одержимости чужой женой. На секунду Ами пришла в ужас от осознания, что ведь она такая же: с навязчивой манией следует по пятам за тем, кто бредит другой; и подбирает жалкие крохи с его стола, радуясь им, как небесной благодати.

Зачем? Для чего? Кому это нужно?

В комнату внезапно вошел огромный, похожий на медведя рыжеволосый мастрим, и аура герцогини полыхнула яркой радугой, выдавая ее безграничную радость. Мужчина бесцеремонно спихнул с кровати Элладриила, после чего сгреб в свои объятия шейну Оливию, ласково назвав ее своей деткой.

Ами смотрела на них и завидовала белой завистью. Вокруг герцогини было столько любви, что в ней можно было купаться, как в море. Эту удивительную женщину, кажется, любили абсолютно все обитатели замка, начиная от герцога и заканчивая простыми служанками, которые с зареванными лицами встречали процессию эльфов у входа.