Горькая трава полынь. Книга первая

Вырубить Амирэль и, связав ее, запереть в кладовке, большого труда для Эстэ не составляло, да и ауру сестры скопировать было плевое дело, а за длинной, закрывающей фигуру и лицо фатой вообще никто не заметит подмены. Сложно было другое — держать в своей голове щит-иллюзию для Магрида и одновременно внушать матери, что перед ней Ами, хотя Эстэ была уверена, что и с этой задачей справится, стоило вспомнить сильные руки Нарварга, легко подбрасывающие ее вверх.

— Мой орк. Я тебя никому не отдам, — Эстэ потерла ладошкой все еще горевшую огнем от прикосновения Варга щеку и предвкушающе растянула губы в улыбке, представив, что завтра будет целоваться с орком по-настоящему.

По правде говоря, Эстэль совершенно не знала, как это делается, потому что и тот целомудренный поцелуй в щеку, которым ее наградил орк, был для нее первым, но в книжках девочка читала, что по части поцелуев оркам не было равных, а значит Варг сам сделает все как надо. Ну а потом уж можно вместе с ним отправляться давить огров, а заодно и папу в Грэммодре разыскать, чтобы рассказать ему о том, что на самом деле мама вовсе на него не сердится, а очень сильно любит и скучает.

ГЛАВА 7

Ами обреченно брела по коридору в сторону Рубинового зала, моля Всевидящего только об одном: чтобы в том количестве приглашенных гостей, что находились на балу, ей удалось остаться незаметной для будущего супруга. После вчерашнего инцидента с женой маршала Оттона, Амирэль больше Нарварга не видела, и эта временная передышка была для нее последним днем приговоренного перед казнью: когда с мучительной обреченностью слышишь доносящиеся с улицы звуки сколачиваемой виселицы и понимаешь, что пророчит тебе звенящий в тишине стук топора. Завтра утром Верховный нунт запишет их с орком имена в Книге Небес, и прежняя Ами умрет вместе со своими наивными мечтами о счастье и любви.

Она почти смирилась, понимая, что всего лишь разделяет участь сотен тысяч таких же, как она, девушек, лишенных права выбора и свободы. Не нужно было читать так много сказок и тешить себя иллюзиями. Жизнь больше никогда не будет похожа на сказку, и надо научиться принимать ее жестокие реалии сейчас, чтобы потом не было так больно.

За собственными душевными муками Ами не сразу почувствовала чьи-то чужие. Они навалились внезапно — разливаясь в воздухе горьким ядом, разъедая легкие и впиваясь в кожу острыми жалами. Амирэль замерла, схватившись рукой за стену, потому что стало больно дышать, а потом, сквозь призму набежавших на глаза слез, наконец увидела ту, чью немилосердную боль она приняла на себя.

Она сидела на полу, зябко обняв себя руками, и в голубых, как небо, глазах плескалась удушливая пустота, словно из женщины вынули душу. Безудержная и яркая, как огонь, герцогиня Оттон сегодня не пылала, а еле тлела — осыпаясь пеплом на холодные плиты дворца, безучастного к ее невыносимым страданиям. Ни секунды не медля, Амирэль совершила то же самое, что вчера для нее сделала жена маршала — бросилась ей на помощь.

— Посмотрите на меня, — Ами обхватила ладонями заплаканное лицо герцогини и мягко влезла в сознание женщины, пытаясь убрать оттуда мучившие ее образы.

Если бы Ами знала, что там увидит, то, наверное, ни за что не посмела бы, пусть даже невольно, заглядывать в чужую жизнь. Собственные беды по сравнению с тем, что пришлось пережить Оливии дель Орэн, показались Амирэль бурей, поднятой в стакане воды. Никогда еще Ами не приходилось врачевать такие глубокие душевные раны, да и опыта у нее особого не было, только знание теории и искреннее желание помочь. Может быть, именно это желание и совершило невозможное, потому что через минуту герцогиня поднялась с пола, спокойно вытерла слезы, а затем медленно повернула голову.

— Ты исцеляющая? — вонзилась она в Амирэль пронизывающим до дрожи взглядом.

— Тс-с-с, — Амирэль испуганно оглянулась, опасаясь того, что в Арум-Рисире даже у стен были уши. — Никто не должен знать.

— Почему? — герцогиня на секунду нахмурилась, а потом, видимо, что-то вспомнив, тут же сама себе и ответила: — Ах да, целители — собственность Магрида, как же я могла забыть. Не бойся, я никому не скажу.

Оливия неожиданно стала извиняться перед Ами за Нарварга, и девушка поспешила ее успокоить и поблагодарить:

— Я хотела тебе сказать спасибо, что заступилась за меня. Я… мне… мне не хотелось, чтобы он… Я боюсь его.

— Зачем же ты за него замуж собралась, если он тебе противен? — вопрос герцогини тупой болью отдался в сердце Амирэль. Смахнув слезы, она стала рассказывать шейне Оливии о том, что замуж за орка ее выдает Магрид Великий с целью укрепления союза между Аххадом и Грэммодром, и что выбора ей никто не оставил.

— Выбор всегда есть, — упрямо тряхнула головой герцогиня. Короткие волосы на секунду взвились над ее головой искрящимся золотым облаком, вызвав у Ами несвойственное ей чувство зависти. И вдруг спросила:

— А если бы у тебя появилась возможность покинуть дворец, ты бы убежала?

— Куда? — обреченно вырвалось у Амирэль. — И как? Меня не выпустят из Арум-Рисира…