Горький-политик

Маркс, действуя, конечно, в русле той же традиции, в противоположность таким мыслителям, как Руссо и Конт, никогда не заявлял о необходимости создать новую религию, но вновь предложил те же самые схемы. Эсхатологичность марксизма очевидна и проявляется, прежде всего, в убеждении, что история есть бег по размеченной дороге, уже приближающийся к последней эре, которая якобы освободит людей от любого подчинения. Его соблазнительная сила кроется в надежде на тотальное преображение человека и общества, но прежде всего в уверенности, что спасение придет неизбежно, ибо представляет собой некую историческую необходимость. По словам Сиронно, «Маркс, вне сомнения, гениально окутал милленаристическую надежду авторитетом науки (исторической и экономической)»[194]. В выкладках немецкого философа пролетариат, представитель человечества отчужденного, становится носителем человечества возрожденного, посредством чего будет уничтожено всякое неравенство.

Революция есть одновременно конец предыстории и начало нового мира, в котором антропологическое изменение будет тотальным: «мессия-пролетариат помогает человечеству вновь обрести свою сущность»[195]. В секулярно-апокалиптических воззрениях развивается всё тот же самый воинствующий милленаризм, свойственный христианскому религиозному мышлению, который провидел в пришествии Христа финальный акт процесса, одновременно разрушительного и восстановительного для человеческого естества. Например, Мирча Элиаде полагал: что бы ни думать о «научных потугах Маркса», автор ««Коммунистического манифеста» берет и продолжает один из величайших эсхатологических мифов Средиземноморья и Среднего Востока, а именно: спасительную роль, которую должен был сыграть Справедливый («избранный», «помазанный», «невинный», «миссионер», а в наше время – пролетариат), страдания которого призваны изменить онтологический статус мира. Фактически бесклассовое общество Маркса и последующее исчезновение всех исторических напряженностей находит наиболее точный прецедент в мифе о Золотом Веке, который, согласно ряду учений, лежит в начале и в конце Истории. Маркс обогатил этот древний миф истинно мессианской иудейско-христианской идеологией: с одной стороны – пророческой и спасительной ролью, которая приписывается пролетариату, и с другой – решающей битвой между Добром и Злом, заканчивающейся решительной победой Добра, что вполне можно сравнить с апокалипсической борьбой между Христом и Антихристом»[196].

Элиаде делает акцент на двух основополагающих элементах марксизма, которые дали повод другим исследователям усматривать в нем характерные черты, свойственные древним ересям, например, гностицизму. Действительно, совсем как гностики, убежденные в том, что приобрели высшее познание мира личным путем, марксисты (особенно большевики) считали только себя способными спасать тех, кто не смог достичь такого познания.