Горький-политик

Критика Богданова была направлена не только на Ленина и Плеханова[242]. Крайняя рациональность Богданова мешала ему принять какую-либо попытку трансформации марксизма в религию, и в этом он не готов был пощадить даже Горького с Луначарским:

«Итак, идея «богостроительства», если не противоречит непосредственному коллективизму чувства, то не согласна продуманным коллективизмом дела. Коллектив – наши силы, сознание связи, наша гордость; но не вера и преклонение. В этом Луначарский не прав»[243]. По утверждению Д. Стейлы, несмотря на снисходительное отношение к двум товарищам по партии, «их разногласия, не только терминологические, были весьма глубокими»[244].

Релятивизм Богданова не позволял ему в полной мере осудить товарища, за которым признавал «естественное право ошибаться»[245]. Избегая слишком жаркой полемики, он утверждал, что «вера в развивающийся трудовой коллектив все же меньшее и менее вредное заблуждение, чем, например, вера в неизменную и неподвижную «абсолютную истину», определяемую авторитетным учителями марксизма»[246].

И даже Богданов не осознавал, что идеи, проповедуемые Горьким и Луначарским, равно как и самая крайняя форма ленинизма являлись частями одного явления, наиболее характерно раскрывшегося в тридцатые годы. Именно со Сталиным суровый ленинский догматизм обнаружит в богостроительстве идеологический эквивалент, который можно перевести в понятную для народа форму; сущность амбициозного проекта тотальной коммунистической революции, связанная с созданием нового человека, свободного от каких бы то ни было оков, объединяла всех членов фракции большевиков. Речь шла о похожих формах, казавшихся внешне несовместимыми, обожествления человеческого, многократно разросшихся и входивших в широкую сферу, которую Э. Джентиле назвал «сакрализация политики». По мнению этого историка, данный феномен возник в момент упадка традиционных религий от «церкви как единственного источника государственных, общественных и культурных принципов и ценностей» и «привела к утверждению автономии политики от официальной религии»[247].

Сакрализация политики состоит в присвоении священного характера светским понятиям: народу, государству, расе, партии, руководителю. В данной ситуации политика становится некой религией, потому что пытается определить значение и цель индивидуального и коллективного существования с помощью набора верований, представленных в виде легенд, ритуалов и символов. Так были созданы политические религии, примерами которых изобилует современная история. Политические религии зародились в конце XVIII века после демократических революций в Америке и во Франции; их развитие пришлось на XIX век, пройдя этапы романтизма, национализма, социализма, марксизма, позитивизма, достигнув наивысшей точки в XX веке при тоталитарных и фашистских режимах[248].

Таким образом, большевизм, претендовавший на объяснение значения и основной цели человеческого существования, заменяя традиционную религию на новую религию человечества, стремился к созданию настоящего рая на земле и стал одной из многочисленных форм политических религий, зародившихся в период современности.

5. Религиозный атеизм

Черты псевдорелигии, принятые идеологиями радикальных партий в России начала XX века, в особенности, социал-демократами, были проанализированы и описаны многими мыслителями той эпохи. В статье 1907 г. С. Франк, который некоторое время вращался в марксистских кругах, описывая политическую атмосферу тех лет, подчеркивал иезуитский образ мысли членов тогдашних радикальных партий:

«В одной из своих публицистических статей кн. Е.Н. Трубецкой, осуждая тактику крайних партий, заметил: «понятия добра и зла заменились у нас понятиями левого и правого». Это суждение, обличающее в текущей политической жизни действие иезуитической морали, констатирует, конечно, бесспорный факт; но, к счастию или к несчастию, мотивом такого искажения нормальной и общечеловеческой нравственности является не простая разнузданность, безнравственность или ничем не оправдываемый партийный эгоизм, а нечто гораздо более глубокое и прочное – именно своеобразная нравственность, целая специфическая моральная философия. Эта философия могла бы открыто поднять перчатку, брошенную ей кн. Трубецким. Она сказала бы: «Да, понятия добраи зла тождественны с понятиями левого и правого. Ибо для нас, верующих и доподлинно знающих, что все «левое» полезно и служит для осуществления высшего блага, а все «правое» вредно ему и задерживает его осуществление, – для нас действительно нет иных мерил нравственности, кроме содействия всему «левому» и истребления всего «правого». Когда партия Бога противостоит партии сатаны, то над их спором нет никакой высшей инстанции, и все средства в этой борьбе святы и благи, раз они полезны Богу». Так рассуждал католицизм, так – открыто или молчаливо – рассуждают и современные католики демократической религии»[249].