Горький шоколад

Как и положено, на работу молодая мама вышла только через год. В конторе ничего не изменилось, все также у окна стоял письменный стол, заваленный бумагами, и каждые пять минут звонил телефон. Трубка немного барахлила, отчего голоса звучали одинаково, точно по ним прошла одна общая трещина. Шорохи в коридоре, стук печатной машинки, колючие звонки посетителей и чашечка ароматного кофе. С девяти утра до шести вечера. А дома вечерний папа с газетой устраивался на кухонном диване перед телевизором. Он вот-вот исчезнет, спрячется как джин в бутылку – под одеяло: «Мне вставать раньше всех, в пять утра!» «Милый трудоголик», в шутку сердилась Клавдия.

Почему они не нажили богатств – риторический вопрос. Не сложилось. Даже кроватку ребенку купили не сразу. Первые дни он лежал в футляре из-под гитары.

Время от времени ее мечта, ставшая явью (квартира в городе, трезвый муж и здоровый сын), давала помехи; однажды чуть было и вовсе не рассыпалась, причем неожиданно, против всякого здравого смысла. Обычным туманным утром поздней весны папа встал в пять утра тридцать минут, собрал чемодан и ушел к другой. С легкостью бросил не только ее, но и двухлетнего Толю, а у той, другой, тоже недавно родился сын, не известно от кого.

Как-то раз Клавдия увидела в окно автобуса, как они втроем гуляют в сквере, медленно идут по аллее к центральному кинотеатру. Та женщина была в белом пальто и розовом берете, с модной клетчатой сумкой на плече; Филипп в поношенной куртке, из швов которой торчала вата, согнувшись, толкал перед собой коляску. Больше она ничего не успела рассмотреть. На следующей остановке Клавдия с трудом удержала себя, чтобы не выскочить из душного, наполненного чужими телами, пространства и не побежать в обратном направлении. Она осталась сидеть, вжавшись в свое место, и это была маленькая победа.

Через два года Филипп вернулся, точно также, туманным утром ранней осени открыл дверь своим ключом. Как ни в чем не бывало, заварил в термосе крепкий чай, а вечером сел перед телевизором с газетой. С тех пор уже ничего не нарушало правильности бытия.

О своем приключении папа не рассказывал, по косвенным слухам Клавдия знала, что та женщина уехала в Петербург, оставив сына на попечении бабушки.

Тогда ситуация казалась абсурдом, болезненным недоразумением, и только недавно в статье по современной психологии она прочитала, что, оказывается, настоящий мужчина склонен к изменам, и в этом нет ничего страшного, такова природа. Главное, чтобы он возвращался, или исправно платил алименты. Одно из двух.

В то далекое время Клавдия еще ничего не знала об особенностях мужской психики, поэтому она сделала вид, что не замечает Филиппа. Он был ходячим столпом воздуха, и не более того. Вскоре воздух стал называться «папой», и от него, точно почки на ветвях по весне, регулярно выделялись подарки. Детский столик, дешевые бусы, заварочный чайник, расписанный гжелью. Сколько бы Клавдия ни делала усилий, ей не удавалось представить в этом дереве живого человека. Филипп имел свое постоянное изображение, узнаваемый голос, он занимал определенное место на диване перед телевизором. Но за всем внешним не ощущалось души. Так и плюшевые зайцы сидят на спинке кресла, в розовом сарафане и бантиках, зажав в лапках морковку из ваты.

Сначала она плакала, долгими ночами ей представлялось, как Филипп смотрит пристально и грустно, а потом говорит: «Прости меня…», и разом оживает, возвращаясь в свое тело, точно в забытый дом. Наконец, она смирилась и научилась пользоваться тем, что есть. Со временем дыра в мечте залаталась как-то само собой.

Главное, подрастал Толечка. Папа вновь собирался писать диссертацию и даже купил две пачки офсетной бумаги – неоправданная растрата во времена перестройки. Жили бедно, но весело. К ним ходили друзья и коллеги с работы, приезжали родственники из деревни, забредали полосатые бездомные коты. Они кормили всех, и друзей и котов, куриным бульоном, в котором плавали аппетитные мякиши хлеба. Толечка учился играть на гитаре, участвовал в каких-то молодежных союзах (мама особо не вникала), гонял с папой на велосипеде. Что ни говори! Он рос таким славным парнем, что в него влюблялась каждая вторая девочка. Их смелые признания Клавдия читала на асфальте под окном и в подъезде на стене.

Света им понравилась с первого взгляда. Она походила на тонкий золотистый колосок, такая свежая и веселая, с точеными ямочками на щеках и нежным румянцем. Одевалась она плохо, кажется, у нее ничего не было, кроме узких джинсов с протертыми коленями и нескольких футболок. Когда становилось холодно, она натягивала свитер и обматывалась огромным шарфом. Поэтому первым делом они накупили ей самой разной одежды. Также из деревни Света привезла кассетный магнитофон и наушники.