– Как все бессмысленно, – сказала Лиза, – вот эта весна, например. Цветут кувшинки, поют соловьи. Но ведь десять тысяч раз так уже было… а сколько будет!
– Лиза, – удивился Рома, – много раз было, а для нас – впервые. Правда?
Потянувшись, она бросила в пруд камешек и ничего не ответила.
В другой раз они оказались в беседке, которую овивал густой плющ. Лил сильный дождь, небо разламывалось на части, точно швыряло вниз каменные глыбы. Некоторые капли проникали в беседку, это была приятная прохлада. Влажная скамейка, густой запах жасмина. Лиза отбросила в сторону шарф и одним движением, легким взмахом руки, распустила волосы. Дождь настиг их в пути, поэтому ее волосы и платье были мокрыми, опьяняюще пахли сосновым лесом, ранней весной, талым снегом. Он, прижав ее к себе, все глубже погружался в этот аромат, и вдруг Лиза резко отстранилась. Стала мрачнее туч, что бушевали в небе, разрывая друг друга в клочья. Такое выражение он заметил впервые. Закусив нижнюю губу, она смотрела в сторону, туда, где ничего, собственно, и не было, кроме темно-зеленой листвы, усеянной мелкими каплями. При этом в глазах ее, казалось, застыл ужас. А спустя всего несколько мгновений крепко обняла, прижимаясь всем телом. Единственное, что понял Рома (в этих вопросах он был очень чуткий) – то, что к чему-то серьезному она сейчас, увы, не готова. И не хочет.
Не была она готова к этому и через несколько месяцев и даже спустя полгода. Напротив, постепенно стала отдаляться. С каждым разом их встречи были все нежнее и одновременно отчужденнее. Это невозможно объяснить рационально. Грустная нежность наполняла взгляд и улыбку, она о чем-то думала, причем мысли эти были, без сомнения, светлыми и спокойными. С удивлением Рома узнал, что между притягательной открытостью любви, когда ты выражаешь свои чувства, называешь все своими именами, и неосознанным влечением, на которое перестают обращать внимание, существует множество оттенков. Теперь она бы уже не допустила той скромной радости, что царила во время грозы в беседке, затерянной среди парка. Они даже перестали ходить за руку; после прощания разбредались каждый в свою сторону, не оглядываясь; изредка писали друг другу письма, а на звонки Лиза чаще всего не отвечала. При этом она искренне радовалась редким встречам (или так только казалось?), об этом свидетельствовали почти неуловимые жесты и теплота, доверительность интонации, которую не сыграешь. Голос исчезал, оставляя свою самую сокровенную основу – шепот. Так все большое и видимое пропадает со временем, но некоторая частица, осевшая в душе, может быть вечной. Например, любовь к другому человеку.
Возможно, в такой форме проявился психологический кризис, связанный с тем, что Лиза окончила последний курс института? Путь во взрослую жизнь открыт. Да, ей уже не семнадцать лет, но ведь и двадцать два года – далеко не старость… Тем более, комиссия высоко оценила ее дипломный сценарий, защита прошла успешно, и один режиссер уже в конце лета предложил выгодный долгосрочный проект.
Рома открылся своим родителям, и они подсказали самый достойный выход из ситуации – сделать своевременное предложение. До сих пор в некоторых семьях существует устаревшее представление о необходимости брака. (Как будто, в галочке все дело!) Скорее всего, здесь именно такой случай. Родители спросили о материальном состоянии невесты, и остались очень недовольны: отец Лизы погиб в Афганистане, а мать работала учительницей в начальных классах, и у них ничего не было, кроме крошечной квартиры на окраине Москвы. Впрочем, решению сына никто не препятствовал. По-настоящему богат тот, кто не боится нищеты. «Хотя, в целом, бедность – близка к пороку, – между прочим заметил отец. Есть люди, которые просто не в силах заработать, вялые, аморфные, А если им перепадет случайно значительная сумма – растратят бездарно и без всякого смысла. А другие тем временем начнут с нуля и достигнут высот. Пока серость рассуждает о несправедливости мироздания, построят свою жизнь…»