Горная долина

Я легко приспособился к манере, в которой протекали все наши последующие беседы. Захо был молчалив со всеми, а не только со мной. Он был лишен качеств, которые в понимании гахуку означают силу. Односельчане видели недостатки Захо и, вероятно, считали его «слабым». Нельзя сказать, чтобы его не любили или презирали (ни одному гахуку не приходилось постоянно испытывать публичное презрение), но, лишенный силы или честолюбия, он ничем не выделялся. Ему не возражали (он никогда не утверждал себя настолько, чтобы вызвать оппозицию), просто его мнения не спрашивали, так как во всех случаях его согласие само собой подразумевалось. Возможно, у людей его типа были свои достоинства, которым другие отдавали должное; они никогда не нарушали спокойствия, на них можно было положиться в тех областях жизни, которые соответствовали их характеру, но эти незаметные качества означали, что более сильные и честолюбивые сородичи могли с ними не считаться. Типичной была позиция Макиса. Он не выражал неудовольствия моей дружбой с Захо, не отзывался о нем плохо, но, когда я упоминал имя Захо или повторял полученные от того сведения, глаза Макиса говорили, что это ерунда и что иначе он к моим словам относиться не может. Вежливо выслушивая, он всем своим поведением давал понять, что мне полезнее общаться с людьми, чье мнение имеет больший вес.

Но именно те черты характера, которые не вызывали восхищения у односельчан, привлекали меня к Захо. Я почти никогда не замечал его среди других людей, не подсаживался к нему, когда все собирались, порой не видел его целыми днями и даже неделями, пока вдруг не вспоминал о нем и не шел к нему. У Захо я находил убежище. Я мог сидеть с ним у шалаша в огороде, не страдая от необходимости быть объектом внимания людей, собиравшихся вокруг меня в Сусуроке. Найти темы для разговоров нам было не трудно, но, когда мне хотелось помолчать, Захо не навязывался и, судя по всему, не удивлялся, а его присутствие успокаивало меня и помогало разобраться в своих мыслях, как будто его уравновешенность и скромность давали мне уверенность в том, что я смогу найти порядок в незнакомом мне укладе жизни. Захо задавал тон даже для Илато и Хелазу. Первый раз женщины встретили меня в огороде бурными приветствиями, но потом, когда я приходил к Захо, они, только улыбнувшись и слегка коснувшись меня руками, оставляли нас вдвоем и усаживались каждая у своей хижины, чтобы заняться женской работой.

В первое же мое посещение Захо сказал, что он женат на женщине нагамидзуха из того же рода (озахадзуха), что и Макис. С тех пор как гехамо предложили нагамидзуха вернуться на их отрог, между двумя племенами было заключено много браков, хотя традиционная подозрительность между ними осталась. Захо имел огород на земле нагамидзуха. Участок принадлежал братьям Илато по ее родовому подразделению и в конце концов должен был вернуться к ним или их потомкам, но пока Илато и ее муж могли им пользоваться. Женщины сохраняли какие-то права на имущество, переходившее по мужской линии, хотя осуществлять их практически могли лишь в том случае, если, выйдя замуж, жили поблизости.

Его слова навели меня на разговор о событиях, о которых он рассказывал мне в Хумелевеке. Я не касался прямо его плана, не сомневаясь в том, что он воспользуется моими вопросами и снова заговорит о нем. Он этого не сделал ни в тот день, ни впоследствии, и его молчание никак не вязалось с попыткой оказать на меня у дома Янг-Уитфорда давление. Чем лучше я узнавал Захо, тем больше убеждался, что его поведение в те два дня совершенно не соответствует его характеру. Ему было абсолютно не свойственно действовать так активно и по-интригански. Быть может, его сдержанность объясняется тем, что он принял к сведению мое заявление о том, что я лишен какого-либо влияния, которое могло оказаться полезным для гехамо, — ибо, вообще-то говоря, гехамо имели основания жаловаться. Они были недовольны тем, что официально подчинялись нагамидзуха, и хотели иметь независимого представителя в лице собственного лулуаи, хотя вряд ли прочили на этот пост Голувайзо. Не знаю, почему его поддерживал Захо, но главная трагедия-Голувайзо заключалась в том, что его собственная группа была настроена к нему оппозиционно.

Следующий раз я встретился с Голувайзо много времени спустя в Горохадзухе, в хижине Захо, которую тот сохранял за собой в этой деревне. Захо снова присутствовал.