Вот и сегодня, в этот синий одесский вечер, улицы полны народу, и даже, несмотря на войну, многие просто гуляют, слышен детский смех, обрывки музыки, звонки трамваев – обычный вечерний шум.
Смеркается. В это время обычно уже зажигаются на улицах старинные газовые фонари, но теперь, что поделаешь, – светомаскировка.
Смеркается. И вдруг…
Пронзительный вой портовой сирены и хрип репродукторов:
И в ту же минуту все – врассыпную.
Бегут… Бегут, ища укрытие…
Маленькие черные фигурки, как муравьи из развороченного муравейника, с одинаковым выражением ужаса на лицах: беременная женщина с годовалым кудрявым мальчонкой на руках, сухонькая старушка «из бывших» с палочкой, украшенной бронзовой лошадиной головкой, немолодой уже полный мужчина, с выбившейся из-под брючного ремня рубашкой…
Бегут. Одни – вниз по Преображенской к порту, другие – вверх по той же Преображенской к Привозу…
Лиля Гиммельфарб хорошо запомнила этот вечер, когда она, 7-летняя девчонка, гуляла с отцом – профессором Яковом Гиммельфарбом на Соборной площади. Заигравшись с детишками, она не обратила внимания на вой сирены, не поняла значения слов:
Лиля помнит, что бежали они по правой стороне Садовой, и отец вталкивал ее во все подъезды домов – искал, наверное, бомбоубежище и, не найдя, выскакивал в панике на улицу и бежал дальше. А над ними уже ревели немецкие бомбардировщики[55]
.Более 30 «юнкерсов» бомбили Одессу.
Сегодня уже трудно установить, куда именно попали в тот вечер бомбы.
Говорят, что в дом № 3 по Малому переулку, тот, что с мансардой, украшенной лепными карнизами с женскими головками.
Говорят, что в порт – туда, где у Платоновского мола грузились корабли «Ян Фабрициус» и «Ингул».
И вот что удивительно – все одесские дети, пережившие эту бомбежку, и сегодня хорошо ее помнят и уверены в том, что в тот вечер бомбы упали где-то очень близко – прямо в их дом или, в крайнем случае, в соседний. Некоторые «своими глазами видели», как падают бомбы, а иных даже «взрывная волна на камни бросила».
Так возник некий «эффект присутствия», связанный, вероятно, с тем неизгладимым впечатлением, которое оставила эта бомбежка в детской душе.
А может быть, дети просто не в силах были отличить первую бомбежку от второй, третьей, четвертой – ведь каждая из этих бомбежек была для каждого из них «первой» в его детской жизни.
Взрывы бомб сотрясают город.
Горят магазины на Дерибасовской, дворец Нарышкиной на бульваре, телефонная станция на Греческой.
Но вот наконец за одним из стервятников потянулся шлейф черного дыма, другие повернули к морю. Стих гул моторов. Отбой…
И в наступившей тишине внезапно стали слышны крики ужаса.
Из дымящихся руин на носилках выносят ребенка.
У обвалившейся стены лежит убитый старик.
Желтой каменной пылью покрылись листья акаций и каштанов. Под ногами хрустят осколки оконных стекол. На трамвайных путях застыли покореженные вагоны, и, как змеи, свисают с них петли оборванных проводов.
«
Бежать! Бежать!
Бомбежка Одессы не была спонтанной.
Это была хорошо продуманная акция, выполненная в очень «правильное» для гитлеровцев время.
Все последние дни Приморская группа войск отступала, не имея возможности противостоять 11-й немецкой и 4-й румынской армиям, целью которых было захватить Одессу с суши.
Приказ о захвате Одессы Гитлер отдал 18 июля 1941-го.
«
Вот оно как, значит, Гитлер уже 18 июля 1941-го требует от Антонеску «овладеть Одессой», и вполне закономерно, что через три дня город бомбят.
Но кроме Гитлера и Антонеску в этой партии есть еще один немаловажный игрок – Сталин.