– Судя по Вашему виду, – сказал он, ставя чашку на стол, – наши охранники не слишком с вами забавлялись. Цените?
Сашка отчаянно закивал. Сейчас он был готов на всё, только чтобы его, наконец, расстреляли, но больше бы не издевались.
– Не надо резких движений. Знаете ли, раздражает, – поставил его на место следователь. – Впрочем, я сегодня в хорошем настроении. Вот, например, Вы курить хотите?
Сашка очень хотел курить и опять кивнул. Щетинкин, порывшись в столе, вынул оттуда пачку хороших сигарет, подал одну Сашке и щёлкнул зажигалкой, терпеливо ожидая, когда тот прикурит.
– Сегодня, я вижу, у Вас не такое агрессивное настроение, как вчера, – сказал он, положив зажигалку. – Но неудивительно. Вот у нас был случай, привели мы папашу одной преступницы, а потом её завели. Папашка тот как увидел, упал со стула, и давай в истерике кататься, биться об стены. Да так неудачно ударился: измарал угол стола в крови. А Вы молодец. Очень хорошо держались. Да Вы садитесь, – показал он на табурет. – Там специально клеёночка прибита, для посетителей, так что не запачкаете, не стесняйтесь.
Сашка сел. Дрожащей рукой он подносил сигарету к губам и втягивал жгучий дым.
– У Вас, наверное, внутри всё болит, знаете ли, с голоду, с нервов, часто бывает.
Сашка кивнул. Внутри действительно всё болело. Особенно под рёбрами: то ли от рвоты и голода, то ли от пинка охранника. Боль была тупая и очень неприятная.
– Ладно, – сказал Щетинкин. – Давайте, что ли, будем по делу общаться. Рассказывайте, что надумали за ночь.
– Я виноват, – Сашка потушил окурок и сунул в карман, – расстреляйте меня.
Щетинкин опять усмехнулся:
– А зачем же Вы заначку делаете? По-моему, не разумно.
– Да, – машинально согласился Сашка. Всё, что говорил Щетинкин, было правдой. Конечно, Илья лгал ему, и на самом деле никуда не убегал, а, наоборот, специально встретился на пути их колонны в снежный буран, чтобы Сашка подобрал его и дал своей крови. Конечно, Илья был главным преступником против города, а Сашка не донёс, не выдал власти. И уж совсем из злого умысла передал ему обрез, для новых убийств. И всё это было подстроено специально чем-то сверхъестественным, чем-то, разозлившимся на Сашку и решившим его покарать. И вот время для расплаты подошло. Сашки на земле больше не будет. На той самой Земле, которую Бог создал пустой и безвидной. Такой она и останется всегда. И будет только снег и тучи. И развалины. Шиз говорил, что смерти нет. Как же нет, когда сегодня Сашка умрёт? Когда-то совсем недавно умерли Лёва, и Волк, и Олег... И все, кто жив сейчас, тоже умрут. Даже Шиз, хотя он говорил, что они будут последними. Нужно только говорить «Аум-м-м».
– Что? – Щетинкин удивлённо посмотрел на Сашку, вдруг принявшегося раскачиваться на табурете. – Решили молиться? Это верно.
Сашке было уже всё равно, что будет дальше. Больше сказать ему было нечего. Щетинкин вздохнул.
– Я одного не понимаю. Зачем Вы вообще этим заговорщикам понадобились? Я вот второй день за Вами наблюдаю и ничего, кроме умственной отсталости, в Вас не нахожу… А?
– Да, – снова сказал Сашка, – я спрятал от Конторы перебежчика и дал ему оружие. И меня теперь расстреляют.
В комнате потемнело. А может, потемнело у Сашки перед глазами. Туман обступил его со всех сторон. И в этом тумане что-то говорил следователь. Говорил долго и монотонно. Сашка его не слышал. Только последняя фраза прозвучала чётко:
– Андрюша, уведи этот маятник, ветер создаёт.