Город без войны

– Ничего не понял, – кивнул Шиз. – Это не удивительно. Ты никогда не смотрел на мир раньше. Даже в полглаза. А зря. Мы с тобой в редком месте. Тут легко достичь просветления. В городе нигде, а здесь – где угодно. Человек тут становится свободным от всей дурной морали. А истинно свободный человек чем-то сродни Богу. Ты знаешь, что есть Бог?

Сашка помотал головой.

– Немногие уже помнят это слово. Это беда, но сейчас я говорю не о том. Мне жаль тебя. Ты не понимаешь, что делаешь. Ты делаешь что-то не ради своей души, а потому, что так получилось. Ты не духовен…

Шиз замолчал, как будто потерял всякий интерес к разговору. Сашка стоял рядом и не знал, как быть: можно уже уйти или нет. Командор был явно сумасшедший, и поэтому, как вести себя с ним, Сашка не знал.

– Ты хотел уйти отсюда? Хотел в центр? – вдруг спросил Шиз. – Зря. Этим ничего не изменишь. От себя не уйдёшь. А кто ты есть, ты понял вчера и сегодня. Тобой управляет чёрный разум.

– Никто мной не управляет, – отмахнулся Сашка. – А уйти я и, правда, хотел, и ушёл бы, если бы было можно…

– А зачем?

– Там город, – немного подумав, сказал Сашка. – Там мама. И дома там целые.

– Дома, – Шиз не то хрюкнул, не то усмехнулся. – Дома – это мир? Так разве? Ну, ты и глупый! Развалины – чушь. Мир – это души! Когда крошится камень – это ерунда. Когда крошатся души – это конец. Хорошо, если ты это поймёшь…

Сашка молчал. Никогда не доводилось ему слушать таких версий о существовании мира.

– Иди, – наконец, разрешил Шиз. – Ты несёшь беду. Себе и другим. Ты здесь навечно. Но я буду молиться за тебя…

7.

Ночью, ворочаясь в холодной комнате, Сашка вспоминал слова Шиза. Он не хотел их вспоминать. Но они то ли во сне, то ли наяву всплывали и навязчиво лезли в голову: «Ты здесь навечно», «Ты несёшь беду», «Мир – это души». И сам Витька как будто стоял рядом и улыбался своей странной улыбкой. Это было страшно, и, как только в комнате начало светлеть, Сашка уселся на Кешин топчан, похлопал соседа по плечу и спросил:

– Слушай, а почему Воронцов – командор? Он же больной на голову, мало ли…

– Командор он по блату, – сонно отозвался Кеша, – у него какой-то родственник – начальник. Да он и сам с образованием: два года на философа учился в университете.

– Так чего его сюда-то принесло? – ещё больше удивился Сашка.

– С больных мозгов, чего ещё! И вообще, сдался он тебе среди ночи, старикашка наш…

– Старикашка?

– Ну да! Тут до восемнадцати редко доживают, – уже спокойнее объяснил Кеша. – Олег дотянул, потому что умный, а Шиз – по­тому что дурак. Не соображать ничего – оно легче. И это, если ты так уж замёрз, ложись вот рядом. Подрыхнем ещё, а потом пойдём тебе тряпки покупать, а то проснусь как-нибудь, а вместо тебя твой застывший труп. Знаешь, как противно рядом с трупаком спать!

К падальщикам за Сашкой и Кешей увязался Хнык – замурзанный пацан, живший в одной комнате с Олегом. Он хотел выменять себе перо­чинный ножик и тёплые носки. Для обмена Хнык припас чекушку самогона, которую спёр у какой-то бабульки на окраинном рынке.

Днём северный ветер разогнал тучи, и температура упала ниже нуля. Ребята ёжились, дышали на руки, стараясь хоть как-то согреться. Кеша беспрестанно болтал. Все истории, которые он рассказывал, были о различных происшествиях в соседних этажках и варьировались от трагичных до скабрезных. Хнык шёл молча. Высказался он только один раз, заискивающе, заглядывая Сашке в лицо своими жёлтыми в редкую тёмную крапинку глазами. Ещё в первый день Сашка решил, что Хныковы глаза напоминают слитый чай. Сейчас он подумал, что взгляд у Хныка какой-то щенячий.

– Классно ты, Саша, стреляешь, – сказал Хнык. – Из пистолета и в лоб сразу. Так не все могут. Я бы испугался…

 – Ну, – вмешался Кеша, – это оттого, что он в Корпусе учился. А это место крутое, там и стрелять научат и драться…

– Я тоже драться учился, ещё когда маленький был, – обрадовался новому повороту разговора Хнык. – У меня дядька был, его, как меня, Костей звали, так он классно дрался. Он меня научил всяким приё­мам.

– Не свисти, – усмехнулся Кеша, – у тебя один приём: как бить тебя, так ноешь: «Пожа­лейте сироту». Ты, Сашка, не поверишь, он один раз тётку какую-то обокрал почти в центре, его мужики поймали. Только отпинать – а он как разнылся, так эта дура его сама отпустила, да ещё и жрачки дала на дорогу.                       

– Она меня усыновить хотела, – Хнык мечтательно вздохнул. – Но без документов труд­но.

– Тебя – усыновить?! – Кеша остановился и громко рассмеялся. – Ой, я умираю! Сыночек Хнык! Мамина курочка!

– Ну и не верьте! – не обиделся Хнык. – Мне и здесь хорошо. Так я и пошёлк этой тёт­ке! Да в центре одни придурки живут!