Город драконов

На следующем мосту она повернула, выбрала путь пошире и, когда добралась до ствола, двинулась по огибающей его крутой лестнице. Город казался пустынным и неприветливым, нигде ни огонька. Когда лестница закончилась просторной площадкой, Малта перешла на самый большой мост, закрепленный на ней, и снова двинулась вдоль толстой ветки, пока не достигла другого ствола с еще одной винтовой лестницей. И снова вниз.

Ребенок казался таким удручающе маленьким, когда она впервые увидела его, а теперь он буквально оттягивал ей руки. Малта устала, хотела пить и дрожала от холода. Ее пальцы все еще были липкими от крови калсидийца. Нет, она не жалела о том, что сделала, защищая себя и сына, но при воспоминании о пережитом на нее накатывал ужас.

Когда ее ноги коснулись твердой почвы в конце лестницы, Малта вздрогнула от неожиданности. Она наконец-то оказалась на земле и, с облегчением вдохнув запах реки, направилась в ту сторону. Деревья расступились достаточно, чтобы Малта могла увидеть мерцание факелов, которые постоянно горели в порту. Правда, дорожка у нее под ногами тонула в темноте, но, осторожно продвигаясь вперед, можно добраться до причала. И до Смоляного. Старый живой корабль вдруг показался Малте самым безопасным местом в мире, уж там-то точно поверят, когда она расскажет, что ее похитили и хотели убить и разрезать на куски, чтобы выдать чешуйчатую плоть за мясо дракона. Она почти почувствовала, как Смоляной зовет ее.

Чем ближе к реке, тем мягче становилась земля, и вскоре Малте пришлось брести по грязи. Она споткнулась и упала на колени, одной рукой опершись о землю, а другой по-прежнему прижимая ребенка к груди. И вскрикнула — не только от боли, но и от радости, поскольку нащупала жесткую древесину помоста. Свежие царапины жгли колени, Малта встала на ноги и пошла по дорожке к причалу. И тут слезы, которые она так долго заставляла себя сдерживать, покатились по щекам. Шатаясь, она прошла мимо маленьких баркасов, пришвартованных на ночь, и больших грузовых судов с темными иллюминаторами. А увидев сделанный из диводрева корабль и свет в его в каюте, почувствовала, что наконец-то оказалась в безопасности.

— СМОЛЯНОЙ! — крикнула она дрожащим голосом. — Капитан Лефтрин! Смоляной, помоги мне!

Она потянулась к лееру живого корабля и попыталась забраться на палубу. Нет, слишком высоко. Цепляясь за фальшборт окровавленной рукой, Малта из последних сил боролась: надо было во что бы то ни стало спасти себя и ребенка.

— Помоги мне! — Она закричала снова, но голос ее звучал совсем слабо. — Пожалуйста. Смоляной, помоги моему сыну!

Есть ли кто-нибудь на борту? Слышат ли они ее? Ни одна дверь не открылась, никто ей не ответил.

— Пожалуйста, помогите! — умоляла Малта.

И вдруг внимание корабля накрыло ее теплой волной. Будучи дочерью торговца, с детства знакомой с живыми кораблями, Малта поняла, что это означает. Корабль принял ее как родную, дружески поприветствовал и наделил силой.

Я помогу тебе. Он дитя моей семьи. Дай ребенка мне.

Эта мысль пронзила ее и прозвучала так ясно, как если бы слова были произнесены вслух.

— Пожалуйста, — сказала она. — Возьми малыша.

Ее ребенок стал знаком доверия и родства: Малта перенесла его через фальшборт и осторожно положила на палубу Смоляного. Теперь она не видела своего сына и не могла до него дотянуться и все же впервые с тех пор, как родила его, почувствовала, что он в безопасности. Сила живого корабля текла сквозь нее. Она сделала глубокий вдох:

— Помогите! Пожалуйста, помогите мне!

Сознание живого корабля эхом подхватило ее крик, превратив его в требование, которому экипаж должен был подчиниться. И вдруг с палубы послышался сердитый плач малыша, намного громче и сильнее, чем прежде.

— Да это же ребенок! — внезапно воскликнул женский голос. — Новорожденный младенец на палубе Смоляного!

— Помогите! — снова прокричала Малта, и тут какой-то здоровяк спрыгнул с судна на причал и оказался подле нее.

— Все хорошо, — басом сказал он. — Ничего не бойся, госпожа. Большой Эйдер не даст тебя в обиду.

В сгущающихся сумерках Тимара мчалась по улицам Кельсингры. Рапскаль оставил подругу с криком: «Хеби здесь! Сейчас приведу ее на помощь!» Он убежал в темноту, тогда как она направилась через город другим путем, следуя не памяти о том, как они сюда пришли, а зову сердца.