Трижды выдавал он Кассим замуж, стремясь избавиться от нее. Первый супруг оставил ее вдовой в четырнадцать лет. Спустя всего лишь три недели после пышной свадьбы он поскользнулся, выходя из ванной, и свернул себе шею. Ну, или все так тогда подумали, поскольку свидетелей не было. И его молодая вдова, бледная и с запавшими глазами, выглядела убитой горем, когда родственники мужа отправили ее обратно в отчий дом.
Ее второй муж был гораздо моложе первого, но почти на тридцать лет старше своей невесты. Он прожил после свадьбы полгода, страдая болезнью желудка, от которой у него то и дело случались судороги и кровавый понос. И снова Кассим возвратилась во дворец к отцу, сокрушаясь и проклиная злую судьбу.
Ее последний супруг скончался три года тому назад. Этот достойный старик в наказание за какую-то провинность ударил жену в присутствии челяди. Он умер в тот же день, но не дома, а на празднике, куда поехал вместе со своими воинами. И снова Кассим отправилась к отцу.
На этот раз герцог прямо спросил ее:
— Дочь, ты скорбишь по своему мужу?
На что она ответила ему:
— Меня огорчает то, что он так быстро и неожиданно встретил свою смерть!
Герцог поселил Кассим среди своих женщин, и она сама решила никогда не покидать гарема, его уединенных комнат, прекрасных садов и купален. О том, как она живет, герцог узнавал от своих наложниц. Его дочь усердно ухаживала за огородом, много читала, в основном свитки по истории и целительству, сочиняла стихи и каждый день упражнялась в стрельбе из лука. Она не хотела больше выходить замуж.
И желание Кассим исполнилось, но вовсе не потому, что герцог решил пойти дочери навстречу. Просто ни один благородный мужчина не выказал желания взять ее в жены. За дочь правителя Калсиды, несмотря на ее вдовство и далеко не юный возраст, следовало дать немалый выкуп. Но герцог подозревал, что потенциальных женихов отпугивали вовсе не расходы. Похоже, Кассим продолжала жить в его доме по иной причине: любую женщину, овдовевшую трижды подряд, можно было заподозрить в колдовстве, пусть даже никто и не осмеливался сказать этого вслух.
Герцог на всякий случай соблюдал предельную осторожность. Он не заглядывал к Кассим, когда посещал свой гарем, да она и сама не стремилась увидеться с отцом. Он не ел ничего из того, что могло пройти через ее руки. Зачем лишний раз рисковать? Но теперь, когда трон под ним зашатался, а наследника попросту не было, он заставил себя рассмотреть и ее кандидатуру тоже.
По старинным законам Калсиды, любимая дочь могла стать наследницей герцога, если отец того пожелает. Он этого совершенно не хотел. Те же древние законы гласили, что в отсутствие наследника-мужчины старшая дочь и ее супруг должны править Калсидой до совершеннолетия своего сына-первенца. Незамужняя дочь может править до тех пор, пока не найдет себе достойного супруга. Он не сомневался, что Кассим займется поисками такового, как только окажется его наследницей. В любом случае право взойти на трон дочь получит только после смерти герцога, а он умирать не собирался.
Герцог не считал, что его продолжительная болезнь — дело рук Кассим. Он всегда был начеку. Пожалуй, наиболее разумным было бы приказать убить ее, но лучше уж плохой наследник, чем вообще никакого. Хотя, возможно, многие его вельможи надеются, что герцог проживет еще чуть-чуть, лишь бы только не оказаться под властью Кассим.
Кроме того, убивать ведьму, тем более принадлежащую к твоему собственному роду, слишком опасно.
Убаюканный мерным покачиванием паланкина, герцог прикрыл глаза. Но сейчас, уловив, что шаги носильщиков замедлились, снова открыл их. Шторы оставались задернутыми, но он уловил мягкое шарканье башмаков: слуги уходили прочь. Однако герцога волновало не то, что он слышал, а то, чего он не услышал: журчания воды в многочисленных садовых фонтанах, щебета певчих птиц в клетках. И запаха цветов он тоже не почувствовал. Куда же его принесли? Бешеный стук собственного сердца отдавался в ушах. Костлявыми пальцами герцог начал ощупывать одну из подушек паланкина, в наволочке которой скрывался кинжал. Вытащив оружие из ножен, властитель Калсиды сжал его в руке и, ощутив тяжесть металла, усомнился, хватит ли у него сил пустить клинок в ход. Ему не хотелось умирать, не окропив кинжал чужой кровью.
— Всемилостивейший герцог…
Это был голос Эллика, канцлера. Ну конечно… Кому еще и становиться предателем, как не самому близкому и доверенному советнику. Именно этому человеку проще всего убить его и взять бразды правления в свои руки. Удивительно, что Эллик не сделал этого еще раньше. Герцог не стал отвечать: пусть изменник считает, что он уснул. Пускай подойдет поближе, чтобы открыть шторку паланкина и встретиться с его клинком.
И тут, словно бы прочитав мысли герцога, канцлер вдруг сказал:
— Мой господин, я не изменник и не замышляю ничего дурного. Я всего лишь хочу воспользоваться возможностью поговорить с тобой наедине. Сейчас я подойду и открою штору. Пожалуйста, не убивай меня, о великодушнейший из правителей!