Город драконов

— Льстец! — проговорил герцог спокойным голосом, но продолжая сжимать кинжал обеими руками, готовый в случае чего дать отпор обманщику.

Однако, когда канцлер осторожно раздвинул занавеси паланкина, он стоял на коленях, а руки его были пусты. Герцог внимательно осмотрел застывшую перед ним коленопреклоненную фигуру с опущенной головой. При желании можно было бы легко вонзить кинжал в беззащитную обнаженную шею. Ладно, пока торопиться не стоит.

— Но почему наедине? — потребовал он ответа. — Я всегда готов тебя выслушать. Почему именно здесь и сейчас? — Герцог подозрительно оглядел покои канцлера, куда его доставили носильщики.

— Это правда, о всемилостивейший, я всегда был допущен до твоих высочайших ушей. Но… то, что слышишь ты, слышат и другие. Я хочу предупредить тебя о предательстве… предупредить так, чтобы знал об этом только ты.

— Предательство? — Слово сухо царапнуло язык, а сердце вдруг сжалось от боли. Слишком много угроз в последнее время, а одна лишь сила духа не способна поддерживать слабеющее тело. Он глянул на человека, стоявшего перед ним на коленях. — Встань, Эллик. Я хочу пить… принеси воды.

Канцлер взглянул на него исподлобья, затем выпрямил шею и поднял голову:

— Конечно.

И, уже не соблюдая правил этикета, он встал и прошелся по помещению. Это была комната настоящего мужчины, увешанная оружием и гобеленами, напоминающими о великих сражениях. В центре ее стоял большой письменный стол, на нем виднелись чернильница с тушью и разбросанные в беспорядке перья. Герцог не бывал в кабинете канцлера уже много лет, но за прошедшие годы тут мало что изменилось. В углу возвышался буфет, из которого канцлер достал графин и бокалы.

— Вот это утоляет жажду гораздо лучше, чем вода, — сообщил он, ловко вытаскивая пробку и наполняя бокалы. Движения его стали уверенными; он твердой походкой приблизился к герцогу и без лишних церемоний вручил ему вино.

Герцог взял бокал иссохшей рукой и сделал медленный глоток. Теплая волна мгновенно пробежала по его телу, и он тут же допил остальное: ну до чего же хорошо! Эллик налил герцогу еще вина, уже не спрашивая разрешения. Затем он опустился на пол, скрестив ноги возле паланкина, причем проделал это легко, словно юноша, устраивающийся на привал у костра.

— Ну, здравствуй! — сказал он, как будто они были просто друзьями, которые встретились после долгой разлуки. Хотя, возможно, так оно и было. Эллик пристально наблюдал за герцогом, ожидая, как тот ответит на его приветствие.

— Ты же знаешь, что это необходимо. Поклоны, соблюдение формальностей, немедленное выполнение приказов. Это не потому, что я хочу унизить тебя, Эллик. Это нужно, чтобы поддерживать дисциплину и соблюдать дистанцию.

— И чтобы все вокруг относились к тебе как к герцогу, — заключил Эллик. — Великому правителю Калсиды.

— Верно.

— Потому что, если бы окружающие вдруг увидели в тебе просто человека, похожего на них самих, то… Они бы не стали безоглядно тебе повиноваться.

Герцог ответил не сразу.

— Да, — признал он. — Резко сказано, но так оно и есть.

— И это действует, — продолжил Эллик. — На большинство подданных. Особенно на молодежь, которую нужно приучать к порядку. Но не на твоих старых товарищей, которые сражались рядом, когда ты шел к власти.

— Но ведь многие из них покинули меня, — заметил герцог.

— Да, это верно, однако есть и другие, которые будут хранить тебе верность всегда.

Властитель Калсиды снова кивнул.

— И в память о нашей старой дружбе, — продолжил канцлер, — я хочу предупредить тебя, хотя это и может стоить мне жизни, о том, что замышляется предательство.

— Я выслушаю тебя, Эллик, как мужчина мужчину, как воин воина, зная, что ты верно мне служишь. Будь краток: кто же этот предатель и что он задумал?

Эллик резко поставил бокал на стол, некоторое время помолчал, а потом ответил:

— Твоя дочь Кассим. Она хочет заполучить трон.

— Кассим? — Герцог устало покачал головой, досадуя, что предмет разговора оказался столь ничтожен. — Вечно недовольная, трижды вдовая, неприкаянная женщина. Я уже очень давно знаю, что дочь меня не любит. Но я не боюсь того, что у Кассим есть амбиции.

— И напрасно! — резко перебил его Эллик. — Ты читал ее стихи?

— Ее стихи? — Герцог почувствовал себя оскорбленным. — Еще чего не хватало! Небось девичьи грезы о красавце-мужчине, который будет наповал сражен ее прелестями, да? Или размышления колибри, порхающей среди весенних цветов? Любовные мечтания, изложенные витиеватым почерком на свитках, разукрашенных бабочками и букетиками? У меня нет времени на подобную чушь.

— Нет! Ее стихи — это звук боевой трубы. Кассим призывает женщин объединиться и восстать, чтобы помочь ей захватить престол. Она обещает своим соотечественницам вернуть им те привилегии и уважение, которыми они пользовались в былые времена. Это очень опасные идеи, мой господин, более подобающие фанатику, чем скромной вдове, ведущей жизнь затворницы!

Некоторое время герцог молчал, ожидая, что еще скажет канцлер. Но тот хранил молчание, и вид у него был очень серьезный и даже мрачный.