Ее голос можно было назвать почти лишенным эмоций. Но звучал он не безразлично, а, скорее, напряженно, как будто Соэда боялась, что ее кто-то услышит. Поэтому я не смог определить, относилась ли она к факту переезда отрицательно или положительно с эмоциональной точки зрения. Итак, на первом этаже находились фойе с журналами и газетами, читальный зал, собственно библиотека, и мастерская, где реставрировались книги. В центре мастерской стоял большой деревянный верстак (он, должно быть, служил какой-то другой цели, когда в здании располагалась пивоварня), на котором были разбросаны инструменты для переплета книг и разные канцелярские принадлежности.
Читальный зал представлял собой веранду с несколькими огромными окнами, в то время как в других комнатах окон почти не было, поэтому воздух там всегда оставался прохладным и влажным. Раньше они, вероятно, использовались как склад. На втором этаже, закрытом для посетителей, находились кабинет директора (в котором я проводил большую часть времени), приемная, всегда погруженная в полумрак из-за плотных штор на окнах, и комната отдыха для персонала. В приемной стоял мягкий гарнитур, состоящий из тяжелого дивана и двух кресел, но, как мне сказали, ими почти не пользовались.
- Если захотите, то можете вздремнуть на диване, - сказала Соэда.
Воздух в приемной был пыльным и наполнен запахами прошлого. И еще было что-то жуткое в цветах мягкой мебели и штор. Словно они хранили страшные тайны о том, что случилось здесь когда-то давно. Даже самая сильная усталость не смогла бы заставить меня лечь вздремнуть в этом помещении.
Комната отдыха для персонала находилась в конце коридора. Там было несколько шкафчиков и мини-кухня с достаточным для небольшого обеда количеством посуды. Я, конечно, тоже мог бы там отдыхать, но обычно комнатой пользовались только женщины. Они переодевались за ширмой, тихонько сплетничали, ели принесенные с собой бутерброды, пили чай или кофе.
Иногда я слышал их счастливый смех по пути в свой кабинет. Комната отдыха была местом, куда я не заходил без веской на то причины. Так что я понятия не имел, о чем они там болтают. Возможно, иногда - и обо мне тоже.
Мои дни в библиотеке проходили без происшествий. Ежедневные практические задачи Соэда и ее команда выполняли четко, и мои обязанности как директора не были особенно обременительными. Все, что мне нужно было делать, это заниматься закупкой новых книг и учетом старых, проверять доходы и расходы и принимать некоторые не слишком значительные решения.
Как с самого начала объяснил мне Коясу, библиотека по-прежнему называлась «Городская библиотека Ц**», но город уже не имел к ее управлению никакого отношения. Поэтому необходимость обращаться в администрацию у меня возникала редко. Если я звонил в отдел культуры, чтобы о чем-то спросить, его служащие общались со мной неохотно. На любой вопрос я получал примерно один и тот же ответ: «Как угодно. Поступайте так, как вам хочется». У меня сложилось впечатление, что администрация пытается избежать каких-либо контактов с библиотекой. Почему так происходило, я понять не мог.
Однако эта ситуация была для меня вполне благоприятной. Даже в самом маленьком городке бюрократия неизбежна. Более того, чем меньше город, тем ожесточеннее может быть борьба за сферы влияния. Так что я был рад отсутствию необходимости иметь дело с подобными вещами.
Как и было обещано, Коясу каждые несколько дней заходил ко мне в кабинет. Время его визитов менялось изо дня в день. Иногда он приходил рано утром, а иногда только ближе к вечеру. Мы вели почти дружеские беседы, но, как и прежде, Коясу ничего о себе не рассказывал. Я понятия не имел, где он живет и как. Я предположил, что он просто не любит говорить о своей личной жизни и не задавал ему никаких вопросов. О руководстве библиотекой он всегда говорил своим фирменным мягким (и несколько странным) тоном.
Когда Коясу входил в кабинет, первое, что он делал, - это снимал берет, осторожно расправлял его и аккуратно клал на край стола. Всегда на одно и то же место, и в одно и то же положение. Как будто если бы он положил берет как-то по-другому, это могло бы принести несчастье. Ритуал выполнялся с плотно сомкнутыми губами и в торжественной тишине. Закончив с беретом, он приветствовал меня яркой улыбкой.
Коясу всегда ходил в юбке, но выше пояса носил обычный консервативный наряд джентльмена его возраста, который состоял из белой рубашки, застегнутой на все пуговицы, твидового пиджака в сельском стиле и простого темно-зеленого жилета. Его одежда всегда была безупречно чистой, хотя и не слишком новой. Галстука на нем никогда не было. Трудно было назвать сочетание старомодной повседневной одежды пожилого джентльмена и юбки (с колготками) особенно уместным, но его самого, похоже, это нисколько не волновало. А жители городка, вероятно, были знакомы с обликом Коясу столько лет, что уже не обращали на него никакого внимания.