Целый месяц солдаты Гарибальди держались на одной отваге, но даже их стойкость не могла соревноваться с пушечной пальбой. В первые дни июля они ушли из Рима в сторону безопасного Сан-Марино. Гарибальди провозгласил: «Где мы, там и будет Рим!» [133]. С республикой было временно покончено, но появился новый путь. В дни авиньонского папства папы говорили нечто похожее: «Ubi papa ibi Roma» («Рим создали понтифики»). Убедившись, что его положение и власть полностью восстановлены, Пий IX вернулся 12 апреля 1850 года в Рим. Совершенно седой понтифик завладел Римом под слабые аплодисменты, то было жалкое эхо той радости, с какой встречали в 1815 году Пия VII. Вернулся старый режим, но секуляризацию итальянского государства было уже не остановить. За неделю до возвращения папы папский нунций в Сардинском королевстве со скандалом покинул суд, так как правительство запретило церковные трибуналы [134]. В Риме австрийский дипломат граф Мориц Эстерхази испытывал сильную растерянность. Римляне – как сторонники, так и противники Пия – не верили, что его возвращение положит конец курсу перемен [135]. Сам папа сознавал, что гарантией его власти теперь служит только иностранная вооруженная сила, и в отчаянии спрашивал Эстерхази: «В чьих я сегодня руках?» И сам отвечал: «В руках французов» [136].
Пий IX стал последним папой, которому бросали с римских балконов цветы, ради которого толпы шли к Квиринальскому дворцу, криками призывая его появляться и говорить [137]. Больше, чем любой его предшественник, Пий превратился в икону. По мере роста поддержки свободолюбивого национального духа он становился тотемом перемен, хотя сам отчаянно старался ограничить их размах. Даже когда он прятался в Гаэте, некоторые его французские сторонники наивно верили, что он продолжит либерализацию Рима, и планировали перебросить его на нейтральную территорию, где папа был бы «полностью свободен от влияния кардиналов» [138]. Но Пий уже сознавал горькую реальность: частичной модернизации не бывает, абсолютная религиозная монархия не может сосуществовать с либеральным демократическим государством. Сведение роли католической иерархии к сугубо религиозной тоже было неприемлемо. Пий был «наследником Петра, римским понтификом, владыкой всего мира и истинным викарием Христа» [139]. В этом качестве он мог быть подданным только самого Бога.
К 1850 году Пий служил уже символом не реформ, а непримиримости. Кляня «судорогу революции» и «манию модернизации», он приказал своим сотрудникам перевезти все его имущество из Квиринальского дворца в Ватиканский [140]. Светские полномочия в значительной степени перешли к государственному секретарю кардиналу Джакомо Антонелли, вычистившему из правительства либералов, мирян и священников, принимавших модернизацию. Старый порядок обеспечивался присутствием французских войск. Летом 1854 года на площади Бокка делла Верита за убийство министра внутренних дел Пеллегрино Росси был обезглавлен 28-летний скульптор Санте Константини [141]. Вспоминая в связи с этим те дни, когда он активнее участвовал в политике, Пий не скрыл своих чувств: «Не будем говорить о временах, которым уже не вернуться!» [142].
Отвернувшись от мирских дел, Пий погрузился в духовный труд Церкви, заботясь о том, чтобы все новые епископы были ультрамонтанами, сторонниками власти папы [143]. Ни один понтифик до него не произвел столько новых святых. Утром 8 декабря 1854 года он провозгласил новую догму под артиллерийские залпы в замке Святого Ангела и под звон колоколов на всех колокольнях Рима [144]. В присутствии 50 кардиналов и 150 епископов Пий превратил традиционное верование о врожденной безгрешности Марии в официальное учение, обязательное для всех католиков. Простирая свою длань в дальние края, он перестроил церковную иерархию Ирландии и назначил епископов в новые епархии Америки, где благодаря иммиграции из Европы быстро росло католическое население. Количество священников в Северной Америке подскочило с 700 до 6000, поэтому Пий создал в Риме колледж для их подготовки. В 1859 году колледж находился на Виа дель Умилта, неподалеку от того кафе, где десятилетие назад священника заставили поносить папское правление [145]. По всему Риму Пий щедро финансировал реставрацию старейших христианских памятников города, чтобы подчеркнуть долговечность Римской церкви и сберечь то, что осталось с лучших, давно минувших времен [146].