К XVI веку папа стал арбитром при решении вопросов большой политической значимости. Дипломаты и всевозможные посланники сновали по Ватиканскому дворцу с бумагами и запросами от своих господ. Они часто испрашивали папскую санкцию по вопросам традиционной сферы влияния Церкви, например брака. В жизни обыкновенных людей такие вопросы решаются индивидуально и в семьях, но в делах князей и королев все пронизывала политика. Когда папа Александр VI (1492–1503 гг.) позволил французскому королю Людовику XII жениться на вдове его двоюродного брата, он заодно дал добро на дальнейшее объединенное существование двух крупных европейских территорий [29]. Отказ от такой уступки порой оказывался поворотным моментом в мировых делах. По каноническому церковному закону Климент VII мог бы утвердить расторжение брака Генриха VIII[12]
, но ему никак нельзя было злить преданную жену Генриха Екатерину Арагонскую, тетку императора Священной Римской империи Карла V (1519–1556 гг.), в то время важного союзника Рима[13].Венецианский посол при курии папы Климента VIII (1592–1605 гг.) Паоло Парута в своем письме от 1595 года рисовал римского понтифика обладателем непревзойденной власти, «двуединым» властителем, совмещающим две роли: во-первых, «главы и вселенского пастыря всего христианского мира, апостольского викария Христа и истинного наследника Петра в католической и апостольской Церкви, во-вторых – мирского владыки, царствующего в одном из государств Италии» [30]. Короче говоря, во власти папы было вести войны и заключать альянсы, как делал любой властелин. Но при этом он обладал духовной властью удостаивать людей несравненными почестями и идти им на уступки, часто недостижимые для обыкновенных политиков. То были беспримерные полномочия, обезоруживавшие тех светских владык, кто впадал в папскую немилость.
Соревнования за территории и влияние множились в XV–XVI веках, параллельно росло число князей, нуждавшихся в той или иной санкции от папы. Весной 1493 года в город прибыло письмо от Христофора Колумба. Адресованное королю и королеве Испании, Фердинанду и Изабелле, оно было вручено немецкому печатнику Стефану Планку для перевода на латынь и размножения во множестве экземпляров. Заметки Колумба были лаконичными, но при том совершенно небывалыми: он сообщал, что в своем пятимесячном плавании по Карибскому морю «нашел необитаемые острова без числа и всеми ими завладел для нашего пресчастливого короля [Испании]» [31]. Колумб, «не встретив ничьих возражений» [32], похоже, завоевал Кубу, Санто-Доминго и Гаити. Даже если это было правдой, ближе к дому все же возникло сопротивление: португальский король Жуан II написал испанским монархам свое, куда более грозное письмо. В нем Жуан утверждал, что земли, присвоенные Колумбом, уже до того были португальскими владениями, а значит, посланец испанцев являлся вором. Христианские монархи обратились к папе Александру VI как к арбитру, и он решил дело: в 1494 году был заключен Тордесильясский договор о разделе завоеванных территорий Нового Света на испанскую и португальскую зоны.
Для Испании и Португалии папа служил относительно беспристрастным посредником, даже если нейтралитет Александра был отчасти скомпрометирован его испанским наследством. Сам он заявлял, что вопросы «Индий» подпадают под его религиозную юрисдикцию, ведь Испания и Португалия надеялись сделать аборигенов своих новых территорий христианами [33]. При всех обоснованиях и при всей риторике папы того периода находились тут, на новой территории, так же как испанцы и португальцы. Разрешая им, а не кому-то еще, колонизовать некие земли, епископ Рима делил нехристианские земли в тысячах километрах от своего города и раздавал их коронованным главам Европы. Поощряемые рядом монархов, папы приобретали наднациональную территориальную власть на основании своего всемирного духовного могущества, размах которого потенциально был так же велик, как земли, на которые зарились испанцы и португальцы.