Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Колониальные амбиции таких правителей способствовали превращению пап в деятелей глобального масштаба, хотя короли и королевы Иберийского полуострова ревниво берегли право самостоятельно выбирать епископов для своих новых земель [34]. Александр и другие папы сами, без наущения, тоже вмешивались в мировые дела. Даже предшественники Александра пробовали ступать в международные воды. В середине XV века Пий II (1458–1464 гг.) вмешался, когда турки-османы стали подавлять очаги сопротивления на землях Византии, захваченных ими после взятия Константинополя в 1453 году [35]. Теперь «вторым Римом» правили мусульмане. К лету 1461 года османы вошли в Трапезунд, что на северо-восточной окраине Анатолии. Османский султан Мехмед II считал, что его армия закрепляется на законно завоеванных территориях. Однако с точки зрения папы султан-мусульманин вел жестокую войну на христианских землях. Пий направил из Рима смелый приказ: по нему Мехмед должен был отступиться от своей мусульманской веры и начать молиться христианскому Богу [36]. Это самоуверенное и дерзкое требование было проигнорировано. К августу 1462 года османы вторглись на греческий остров Лесбос, где венецианский наместник и командующий Николо Гаттилузио тут же перешел в ислам в надежде умилостивить победителей [37]. Увы, надежда оказалась тщетной. Турки задушили его тетивой от лука и перебили 400 итальянцев, разрубив тела пополам. Остальное население острова они обратили в рабство [38].

Демарши Пия были безуспешными, однако они свидетельствовали о растущей самоуверенности пап. Ранние понтифики, такие как Лев I (440–461 гг.), стояли лицом к лицу с завоевателями на итальянской земле, папы же Средневековья добились общемирового религиозного первенства. Их наследники на заре Нового времени пошли дальше, утверждая себя как мировые пастыри с политическим влиянием, несущие свое слово поверх религий, границ и морей. Порой это влияние могло перерастать в политическую силу даже в отношении мусульманских вождей. После смерти Мехмеда в 1481 году трон занял его старший сын Баязид. Тогда уязвленный этим третий сын Мехмеда, Джем, заключил непростой союз с католическими рыцарями Родоса [39]. В османском мире престолонаследие не всегда бывало линейным; как и другие до него, Джем намеревался побороться с братом за корону. Тем временем он добивался защиты у рыцарей за обещание оказания им поддержки в случае своего прихода к власти. Джем провел семь лет в заточении во французских замках и тюрьмах, строя планы, сочиняя стихи и даже соблазняя дочерей своих стражников (как минимум одну) [40]. Правда, после освобождения он стал не политическим манипулятором, а пешкой на дипломатической доске.

Папа Иннокентий VIII (1484–1492 гг.) разглядел в Джеме удобный инструмент для переговоров с турками и потребовал, чтобы рыцари передали принца-мусульманина ему. Иннокентий правильно оценил стоимость Джема: Баязид изъявил готовность платить до 30 тысяч дукатов в год за то, чтобы его брат оставался за решеткой [41]. Когда в 1490 году Джем прибыл в Рим, он приветствовал папу поцелуями и теплыми объятиями. Однако и у Иннокентия он оставался пленником, с почетом содержавшимся в замке Святого Ангела. Всего одним движением Иннокентий превратил Рим в центр бойкой ближневосточной дипломатии. Кайт-бей, мамлюкский султан Каира, поспешил туда и стал упрашивать папу присоединиться к мамлюкам в их борьбе с османами. Брат Джема Баязид тоже отрядил в Рим своих людей с весьма заманчивыми подношениями. Прибыв ко двору папы, они вручили Иннокентию 120 тысяч золотых монет, великолепные дары и пространное письмо с предложением немеркнущей дружбы с османским султаном [42].

Как всегда бывало в истории папства, действия пап отзывались эхом в Риме. Песок Лесбоса еще не впитал пролившуюся там кровь, а Пий уже сокрушался о судьбе тамошних греков. Взывая к помощи Всевышнего и всех святых в борьбе с турецкой угрозой, он повелел доставить в Рим голову святого Андрея, брата Петра. Андрей умер на Х-образном кресте в Ахее, в Римской империи, на северо-западе Греции. В апреле 1462 года его голову внес в Рим кардинал Виссарион Никейский, эрудит, родившийся в завоеванном теперь турками Трапезунде и старавшийся воссоединить восточные церкви и Рим. Он приближался к папе на лугу близ Мульвиева моста к северу от города, орошая свою густую седую бороду слезами. На устроенной Пием церемонии голова Андрея служила символом всех христианских беженцев на мусульманском Востоке [43]. В диалоге двух церковников папа исполнял роль Петра, Виссарион – Андрея [44]. Говорили, что Пий дрожал от эмоций, простирался ниц перед мощами Андрея и провозглашал: «Наконец ты здесь, о святая глава, потревоженная в месте упокоения яростью турок!» [45].