В 1527 году римляне больше всего нуждались в своем епископе, как всегда бывало при грабежах. Но Климент не выедет навстречу захватчику, в отличие от папы Льва I. Он даже не возглавит покаянную народную процессию, в отличие от Григория Великого (590–604 гг.). Вместо того Климент, спасаясь, сбежит по passetto – туннелю между Ватиканским дворцом и замком Святого Ангела. Потом он отступит еще дальше и 7 декабря, переодетый слугой, объявится в Орвието и спрячется в тамошнем обветшалом папском дворце [66]. На какое-то время папа избавился от символов своего сана и избежал связанной с ним опасности и ответственности. Позади остался потрясенный Рим и взятые в заложники пятеро кардиналов [67]. Однако даже грубый плащ мирянина не мог защитить папу надолго. Вскоре после его приезда в Орвието посланники английского короля Генриха VIII прибыли просить папского благословения на расторжение брака короля с Екатериной Арагонской [68]. Это был тот момент, когда тяготы папского сана сменились резким облегчением: хотя мирская власть папы над Римом временно пала, его роль как главы мирового христианства осталась незыблемой.
Папа вернулся в Рим только в октябре 1528 года. В город въехал исхудавший, больной желтухой, полностью сломленный человек. Но люди слабы, а сан силен. Характерно, что ни унизительное разграбление Рима, ни успехи Реформации не поколебали в сколько-нибудь значимой степени мировое значение папского Рима. Разграбление причинило огромный экономический, политический и людской урон самому Риму и всей Италии. Плюс к тому страны, ушедшие из-за Реформации от папского присмотра, уже никогда не признают его авторитет. Тем не менее их уход компенсирует пылкая верность католических стран и даже некоторых некатолических властителей. К 1530-м годам одумался даже Карл V, а ремесленники, архитекторы и каменщики постепенно возобновили работы по перестройке и облагораживанию Рима. Как и многие другие, император явился в Рим с целью обхаживать нового папу. Напористый, энергичный, полный решимости отстаивать интересы своего рода Фарнезе, Павел III (1534–1549 гг.) стремился укреплять роль пап в городе и мире. Он не станет грешить политиканством, не то что Климент. Придерживаясь нейтралитета, Павел не поддастся уговорам Карла встать на сторону империи и Испании [69]. Но в конце концов амбиции императора в Италии все равно оказались удовлетворены. К 1559 году был заключен Като-Камбрезийский мир, подтвердивший испанское владычество над Миланом, Неаполем и Сицилией, а также полный вывод с этих территорий французских войск.
Император добился политического главенства на полуострове, но папа сохранил свою уникальную роль и продолжил принимать посольства из таких европейских стран, как Франция, Венгрия, Польша и Дания. Как видно в случае африканца Эмануэле Не Вунды, присутствие в Риме иностранцев могло иметь глубокий символический смысл, а расстояния, которые приходилось преодолевать послам, только усиливали эту символичность. В конце весны 1585 года в город пожаловали японцы Накаура Дзюриан, Ито Мансиу, Хара Мартино и Титидзива Мигель[15]
. Сами эти невиданные фигуры в прекрасных ослепительно-белых кимоно, слепивших глаза под итальянским солнцем, были восприняты как убедительное доказательство вселенской славы пап [70]. В начале XVII века увенчанный крестом тюрбан Роберта Ширли стал новым символом того же свойства, освоенным папским Римом. Католик, пренебрегший реформой Генриха VIII, посол Ширли привез папской курии грамоту о признании от мусульманского шаха Персии [71]. Были и более традиционные проявления влияния пап в мире: на заре Нового времени в городе обосновались два первых в Европе постоянных дипломатических представительства, существующие и поныне. Новый испанский посол Иниго Велес де Гевара приобрел палаццо Мондалески, который его предшественники только арендовали, договорившись в 1647 году о цене в 22 тысячи скудо с государственным «риелтором» Бернардино Барбером [72]. Примерно тогда же поблизости, в палаццо Фарнезе, навсегда поселились французские послы.