Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Религия также обеспечивала иностранным общинам многочисленные центры притяжения по всему городу. Всевозможные постоялые дворы, возникавшие в городе как грибы после дождя, привлекали богомольцев со всей Европы. К 1421 году у немецких пекарей имелась собственная часовня при церкви Санта-Мария-дель-Анима на улице, пролегавшей параллельно Пьяцца Навона [83]. Вскоре их набралось достаточно, чтобы основать новую часовню, рядом с садиком, где можно было хоронить своих умерших. К концу века они построили немного южнее свою церковь, Санта-Элизабета. Позже их стало так много, что они даже открыли свой маленький госпиталь на 12 коек для захворавших немецких [84]. При этом многие профессиональные группы активно перемешивались. Пекари из Германии молились не только в Санта-Мария-дель-Анима и Санта-Элизабета, но и вместе с немцами-сапожниками в новой церкви Сант-Агостино [85]. Она тоже претерпела много иностранных воздействий: ее изящный ренессансный фасад был заложен кардиналом-французом Гийомом д’Эстутвилем. Тот был глубоко интегрирован в римское общество, завел пятерых детей с любовницей-итальянкой Джироламой Тости и связал их узами выгодного брака со старинными итальянскими семействами, такими как Массимо и Маттеи [86].

Даже сугубо патриотические праздники могли объединять на улицах Рима иностранцев и местных жителей. Когда король Людовик XIV излечился в 1687 году от опасного недуга, трещины заднего прохода, его посол обеспечил музыку, вино и угощение для всех, кто приходил праздновать это событие на склон холма под французским монастырем Тринита-дель-Монти [87]. В ту ночь на ветвях кедров висели лимоны и апельсины с масляными светильниками внутри, воссоздававшие в центре Рима мифический греческий сад Гесперид. Впрочем, отношения между иностранными общинами бывали и гораздо менее радужными, потому что центры притяжения конкретных народов то и дело превращались в очаги конфликтов и соперничества, выплескивавшихся на улицы Рима. Однажды весной 1636 года некий француз положил начало уличной войне, которую долго потом не могли потушить полиция папы, послы и сам папа [88]. Тот француз совершил оплошность – стоял перед церковью Сан-Джакомо на Пьяцца Навона, куда ходили кастильцы, то есть испанцы, соперники Франции. Вышедшая после службы на площадь компания испанцев стала задирать француза, а потом поколотила его, скорее всего просившего там милостыню [89]. Испанцы чувствовали себя хозяевами на своей территории, а зря: французский квартал был всего в нескольких минутах ходьбы оттуда. Вскоре попрошайка вернулся с подкреплением, собранным у французской церкви Сан-Луиджи-деи-Францези. Теперь уже испанцы отбивали нападение, бросая камни из окон дома священника церкви Сан-Джакомо [90]. Прилавки на Пьяцца Навона превратились в засады, с них растащили все, что можно было использовать как оружие. Вся площадь стала полем боя, а сам Рим в который раз – центром мировых столкновений в миниатюре. Пока Франция и Испания сражались на кровавых полях Тридцатилетней войны в Европе, их подданные колотили друг дружку на улицах папской столицы.

Сами послы тоже, бывало, нарушали мир, беспокоя как пап, так и обычных жителей Рима. Передвигаясь по Риму, кареты дипломатов, все в бархате и парче, создавали многочисленные пробки на улицах и на мостах [91]. В архиве города Рима сохранилось почти 40 постановлений, призванных отрегулировать их движение, мешавшее религиозным процессиям в праздники [92]. Даже послы-пешеходы могли создавать для жителей помехи. В 1640 году, когда Португалия провозгласила независимость от Испании, она направила к папе своего первого посла, архиепископа Ламего. Тот вряд ли походил на политического смутьяна, тем не менее создал хаос, когда поселился на Пьяцца Навона. Вывесив портрет короля Португалии Жуана де Браганса и его супруги, Ламего быстро привлек внимание зевак и недовольных. Дирк Амейден, живший по соседству фламандский поэт и адвокат, утверждал, что от шума там стало невозможно жить, а выставленные снаружи солдаты «не давали ему выйти из дому» [93]. Этих вооруженных людей нанял, по всей видимости, маркиз де Лос Велес, испанский посол, поклявшийся выжить из города коллегу-португальца. Как-то вечером он почти что исполнил свою угрозу, когда его шпионы донесли, что Ламего возвращается с ужина домой [94]. В сумерках Лос Велес и его подручные подстерегли архиепископа перед церковью Санта-Мария на Виа Лата. Завязалась уличная драка. Раздались выстрелы, но архиепископ выжил, в отличие от нескольких слуг и лошадей [95].