Однако в Риме была другая ситуация. Крупная община евреев возникла в городе еще до появления там первых христиан. В начале Нового времени их количество выросло, особенно после 1492 года, когда Фердинанд и Изабелла, «католические короли» Испании, изгнали из своей страны всех евреев, отказывавшихся перейти из своей веры в христианскую [14]. При поверхностном взгляде на ситуацию могло показаться, что Рим поступит так же. Папы терпели существование в Риме еврейской общины, хотя крайний антисемитизм проявлялся там во многом, например в таких любимых народом традициях, как прогон голых евреев по Виа Лата в карнавал перед Великим постом [15]. Более того, Александр VI (1492–1503 гг.), бывший папой в период изгнания евреев из Испании, был не только испанцем, но и происходил из наследственных земель Фердинанда, из Арагона. Казалось бы, папа, пожаловавший испанской монаршей чете титул «католических королей», должен был поступить как они. Тем не менее Александр никак не изменил свой подход к евреям и уж тем более не стал изгонять их общину из Рима. Объяснялось это не его любовью к евреям города, а желанием подчеркнуть свою автономию и превосходство над Испанией [16]. Стандарты христианского мира устанавливал Рим, независимо от того, до какой степени были католиками король и королева Испании.
Вопреки желанию Александра вышло так, что его решение привело к притоку в Рим и в Папскую область большей части еврейской диаспоры, бежавшей из Испании. Едва ли папский город был для изгнанников-евреев безопасной гаванью. Тем не менее глубоко укорененная еврейская община Рима жила в некотором равновесии с остальным населением, хотя чашу весов то и дело резко и жестоко перетягивали антисемитские привычки и поведение римского народа. Как и многие другие группы римлян, евреи снова укрепили свою экономику и общину с возвращением Мартина V (1417–1431 гг.), как этому ни мешали чрезмерные отчисления, которых ждали от них некоторые папы [17]. Евреи даже служили при понтификах докторами и музыкантами. По свирепой иронии истории политика Павла IV в отношении евреев частично диктовалась тем же неприятием секулярной власти испанцев, что и терпимость к евреям Александра. Павел ненавидел испанцев, правивших его родным Неаполем и продолжавших бесить его во время Итальянских войн [18]. Подобно Александру, он не пожелал идти у них на поводу и выгонять из Рима евреев. Вместо этого он обрек их на скученность и убогое прозябание в римском гетто.
Решение Павла изолировать евреев характерно для папского Рима второй половины XVI века. В те времена папы продвигали город как вселенский христианский символ более осознанно и энергично, чем когда-либо прежде. Священная сущность Рима пронизывала и отличала папскую власть теперь, когда ее признавали политики самого разного уровня. Некоторые из них считали, что папство заново утвердило статус Рима как центра цивилизованного мира. Другие, как, например, деятели Реформации, наоборот, видели в папах позор города. Вслед за Петраркой с его отповедью Авиньону они видели в Риме воплощение продажности и зла. Впрочем, даже эта неистовая критика пап и их города указывает на то, что Рим представлял собой мощную идею, важную для очень многих людей. Но более, чем для кого-либо еще, Рим был значим для самого папы. Папа был владыкой без настоящей армии и без гарантий процветания, власть его не возлежала на ветвях какого-либо августейшего семейного древа. Авторитет папы зиждился исключительно на его роли епископа римской базилики Святого Петра. Поэтому обеспечить сущность этого города как всецело и исключительно христианского значило для папы укрепить собственную власть.
Чтобы оградить идеал Рима от реальности, требовались суровые меры. Павел IV был буквально создан для этой задачи. Его мать, неаполитанская аристократка Витториа Кампонечи, беременная сыном, якобы предрекала, глядя на свой живот, что родит папу римского [19]. Как это часто бывает, только она и была уверена в способностях своего сына. Джанпьетро Карафа вырос высоким тощим парнем горячего нрава и строгих убеждений. В 1494 году, в возрасте 20 лет, он объявился в Риме, где сделал яркую карьеру, став епископом и папским нунцием при королевских дворах Англии и Испании. В 1536 году Павел III повысил его до кардинала. Короче говоря, Карафа был полезным человеком. А еще, в отличие от многих вокруг него, он не был привержен излишествам: единственным его грехом была любовь к хорошему красному вину [20].