Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Получая удар за ударом на мировой арене и страшась угрозы внутри собственного города, папы того времени могли бы смягчить свои претензии на верховенство и согласиться на маргинальное положение, сохранить которое было бы куда проще. Но для наследников Петра это был не вариант. Для их роли существовало только одно определение. Они будут держаться его, защищая сущность Рима как священного католического города. Какое-то время Рим и его понтификов публично венчали на церемонии possesso: папы шествовали по городу после коронации в базилике Святого Петра, чтобы официально принять власть епископов Рима. Теперь эта величественная церемония, проходившая по строгому протоколу, когда над папой несли балдахин (однажды его несли японские посланники), отражала неповторимую роль, которую играл город при утверждении всемирной папской власти [39]. Неслучайно стены гетто поднялись именно в 1555 году, когда сам император Священной Римской империи подписал Аугсбургский мир. Неслучайно и то, что следующим летом после длившегося целый год судебного процесса по приказу римской инквизиции заживо сожгли Помпонио Альгиери. В ответ на страх пап перед угрозами власти понтифика и чистоте самого Рима церковная иерархия разоблачала и искореняла плевелы с небывалой прежде ретивостью и суровостью.

* * *

Утверждая себя как мировой центр христианства, Рим не мог походить на любое другое место в мире. В этом процессе участвовали папы, кардиналы, монашеские ордена и знать. От abitato к древним базиликам тянулись новые улицы с новыми церквями [40]. Маршруты и истории, детализирующие плотный римский ландшафт со священными храмами и реликвиями, скрупулезно расписывались в новой редакции Martyrologium Romanum (1584 г.) [41]. Теперь верующие могли преодолевать века и буквально нырять в раннехристианский Рим. На основании собственного изучения житий мучеников историк и будущий кардинал Цезаре Баронио написал Annales ecclesiastici, где при помощи археологии, истории и малоосмысленных покаянных формул описывал древние центры поклонения, например катакомбы святой Приски. Для Баронио это был «потайной город, полный могил гонимых христиан» [42]. Он перечислял эти места в контексте непрерывного и героического христианского служения в Риме, и под его ногами материализовывалась несравненная апостольская сущность города [43]. Это представление о Риме получало воплощение и на поверхности – благодаря гению живописцев и архитекторов Карло Мадерно, Микеланджело Мериси да Караваджо и Джованни Лоренцо Бернини. По всему городу они творили чудеса в цвете, мраморе и цементе, раздвигая границы допустимого в церковной архитектуре и убранстве. Они писали и ваяли святых, ангелов и самого Господа, воскрешали апостолов при помощи красок и камня так, что плоть их казалась теплой на ощупь. За одно столетие пестрая архитектура античного, средневекового и ренессансного миров влилась в торжествующий барочный ландшафт города, до сих пор доминирующий в центре Рима.

Архитектура нынешнего барокко в Риме стала такой привычной, что трудно представить, какой была ее поразительная новизна при рождении. Для римлян, живших в наполовину сельских условиях раннего Нового времени, это было близко к падению небес на землю. Идя в XVII веке по Виа Лата, переименованной к тому времени в Виа дель Корсо, они глохли от шума строек. В 1600 году на этой узкой улице выросла церковь Сан-Джакомо-ин-Аугуста, творение Мадерно со стройными колоннами, устремленными вверх пилястрами, изящным фронтоном. К 1680 году в начале улицы встали две церкви под одинаковыми куполами – Санта-Мария-ин-Монтесанто и Санта-Мария-деи-Мираколи. Построенные поблизости от них за предыдущие десятилетия церкви отдавали дань славы людям, для которых Корсо становилась путем к святости. Надпись, высеченная здесь на монументальном фасаде Сан-Карло-аль-Корсо, напоминала местным жителям, что кардинал конца XVI века Карло Борромео вознесся на небеса. После 1614 года верующие переступали через порог этой церкви, чтобы преклонить колени перед бившимся некогда сердцем Карло [44]. То был материальный признак истинной благотворительности, напоминание о том, что Борромео раздал почти все свое имущество и тем заслужил причисление к лику святых [45].