У Григория получилось, что на небесах уже находятся по меньшей мере двое иезуитов. В Риме были теперь тысячи их учеников. С первых десятилетий XVII века папские проекты вроде Propaganda Fide[16]
, а также основанные Григорием XIII (1572–1585 гг.) многочисленные колледжи превратили Рим в живой центр всемирной католической миссии [53]. Иезуитские колледжи готовили юношей ни много ни мало к спасению всего мира. В особых учебных центрах для немцев, англичан, греков, шотландцев и ближневосточных маронитов учились выходцы из стран, где католики составляли меньшинство, надеявшиеся заняться обращением своих соотечественников на родине. Несмотря на всевозможные риски, миссионерский клич иезуитов имел огромный отклик. Рассказы о новых мучениках за веру в письмах, приходивших в римскую штаб-квартиру иезуитов, часто заставляли людей почувствовать свое призвание [54]. После жестокого убийства в Индии пятерых новых иезуитов их собрат не просто написал письмо, а сочинил в их честь шеститомную поэму [55]. Студенты-иезуиты, готовившиеся к миссиям в Венгрии и в немецкоязычных землях, по-новому взирали на сцены гибели своих раннехристианских предшественников на стенах церкви Санто-Стефано-Ротондо [56]. Ко времени канонизации Лойолы в главном учебном центре Колледжио Романо рядом с Виа дель Корсо насчитывалось уже две тысячи студентов [57].Для закалки духа студентов требовалась гораздо более вместительная церковь, чем маленькая часовня Благовещения при колледже. К концу XVII века они получат церковь Сант-Иньяцио на Виа Каравита. В этом огромном соборе кисть Поццо изобразила на потолке небесные создания, парящие под куполом, словно простирающимся в небеса. Ангелы, святые и аллегории добродетелей свешивали голые ноги с высоких карнизов. Восседавший в центре картины на облаке Лойола встречал самого Христа. Здесь был изображен весь мир с персонифицированными Европой, Америкой и Азией, водруженной на верблюда. Амбициозность замысла отражала духовный и географический размах миссии иезуитов, как и Церкви, которой они служили. Но проект был, как всегда, привязан к папскому городу. Над алтарем красуются слова, которые Лойола, по его утверждению, услышал от Христа: «Я буду с тобой в Риме».
В церкви Сант-Иньяцио студенты-иезуиты встречались с чудом, явленным новым необыкновенным способом. Однако чудесное имело жизненную важность для христианского богослужения с апостольских времен. Веками священники поднимали хлеб и вино, повторяя слова Иисуса на Тайной вечере, которые, по вере их, превращали то и другое в Его тело и кровь. Раз в год христиане признавали это чудо, употребляя Тело Христово на мессе. В 1263 году один из приходов в итальянском городке Больцано сообщил, что кровь пропитала алтарные покровы, когда священник усомнился во время мессы в истинности чуда евхаристии [58]. Работая кистью в Ватиканском дворце в 1512 году, Рафаэль запечатлел это мгновение, когда одно чудо породило другое. Работая по приглашению папы Юлия II (1503–1513 гг.), он изобразил напротив нестойкого в вере священника папу, благоговейно преклонившего колена перед чудом литургии. Юлий был далеко не первым церковником, поступившим так. В 1246 году епископы в Бельгии учредили по настоянию канониссы Юлианы Льежской праздник Тела и Крови Христовых [59]. Этот праздник стал обязательным для всех христианских приходов, когда известие о чудесной мессе в Больцано достигло слуха папы Урбана IV (1261–1264 гг.). Во всех без исключения церквях, от базилики Святого Петра до самых скромных приходов Европы, Тело Христово клали в дарохранительницу, чтобы всякий – пахарь, рыботорговка, кардинал, королева, – войдя в церковь, встречал Христа.
Однако к середине XVI века чудо евхаристии превратилось в поле боя. Приверженцы папы по-прежнему вставали на колени перед освященным хлебом, но были и такие христиане, кто его высмеивал и даже называл отвратительным. В горячих дебатах, последовавших за Реформацией, некоторые доказывали, что Иисус высказывался иносказательно, когда просил своих учеников есть Его плоть и кровь. Многие в первом поколении протестантов полностью отвергали чудо литургии. К тому времени, когда их сыновья и дочери стали наведываться по делам или из любопытства в Рим, этот элемент веры, прежде такой привычный, уже стал им совершенно чужд. Бродя по церквям и минуя на улицах торжественные процессии, они ужасались при виде католиков, провозглашавших, что едят Тело Христово. Христиане по всему континенту поносили подобные католические ритуалы, обвиняя католиков в том, что они пируют на теле своего Спасителя, подобно тому, как «люди едят устрицы» или как каннибалы, подступающие к Господу, «скалят клыки» [60].