Вскоре после явления сердца Борромео еще один почивший римлянин воскреснет неподалеку, на Виа Каравита, на сей раз по воле живописца, а не хирурга. Художник Андреа Поццо был членом ордена иезуитов, но не священником. В 1626 году иезуиты собрали каменщиков, чтобы те сложили из известняка вторую в Риме церковь в честь основателя их ордена Игнатия де Лойолы. Этот испанский рыцарь отказался от танцев, женщин и войн, когда в 1521 году отскочивший от стены снаряд раздробил ему ногу. Долгое выздоровление исцелило душу Лойолы. В 1539 году, после полных невзгод путешествий, паломничества и учебы в Кастилии, Иерусалиме, Париже и Риме, он пал на колени перед папой Павлом III [46]. За время долгого пути своими стараниями стать рыцарем Христа, а не монахом, он привлек множество последователей и спутников, но также вызвал подозрение у инквизиторов. Испанская инквизиция усомнилась в том, насколько соответствуют учению Церкви его религиозные наставления преданным последовательницам. На свое счастье, Лойола сумел развеять все подозрения в ереси. В конечном счете в Рим с ним пришли только его соратники.
Радикальный, сугубо индивидуальный подход Лойолы к избавлению душ от греха заставлял в нем сомневаться. Тем не менее он завел в Риме могущественных сторонников, превратил свой личный опыт в религиозную миссию и приобрел последователей от Модены до Макао. Став пастырем душ в занятиях, которые он назвал «духовными упражнениями», Лойола учил верующих избавляться от поверхностной религиозности, глядеться в зеркало и спрашивать: «Что я сделал для Христа, что делаю для Христа, что должен сделать для Христа?» [47]. Многие, от впечатлительных женщин в Алькале до таких выдающихся церковников, как кардинал Гаспаро Контарини, начинали видеть в Лойоле и в его соратниках будущее Церкви. Вопреки более поздним обвинениям, «Общество Иисуса», или иезуиты, появилось не в ответ на угрозу распространения протестантизма. Вместе с тем их приверженность истинному обращению душ стала вдохновляющим ответом на учение Лютера, называвшего католическую духовность мелкой и деляческой. В 1540 году папа Павел III учредил иезуитов как официальный религиозный орден и дал им разрешение действовать с невиданной раньше свободой. К концу XVII века только в Италии, Испании и Германии уже насчитывалось более 11 500 иезуитов, приспосабливавших свое снаряжение и методы обучения к особенностям тех краев, где они собирались спасать души [48].
Разногласия возникли в папской курии при известии, что член иезуитской миссии в Китае, Маттео Риччи, надел коническую шляпу китайского мудреца Конфуция и принял его философию. В 1601 году этот подданный Папской области стал, наверное, первым европейцем, чья нога ступила в пекинский Запретный город [49]. Там Риччи повествовал о чуде Непорочного зачатия, используя китайскую традицию плоского изображения, и разрешал своим новообращенным совершать их традиционные ритуалы поклонения мертвым [50]. В Америке, Индии и Европе иезуиты обучали праведному католичеству нехристианские народы способами, часто чуждыми церковной иерархии Рима, по возможности приспосабливая для этого местные традиции. В то же время душой и телом иезуиты оставались связаны с Римом. Там, в тени базилики Святого Петра, они создали свою штаб-квартиру; отправляясь в зарубежные миссии, они обещали беспрекословно повиноваться папе. Реальность переговоров, компромиссов и даже бунтов несколько противоречит сложившемуся представлению об отрядах иезуитов, строго следующих папским приказам [51]. Тем не менее иезуиты служили ценным инструментом возрождающейся, усиливающейся, полной решимости Римской католической церкви.
В 1622 году папа Григорий XV (1621–1623 гг.) дал ясно понять, что иезуиты играют центральную роль в его представлениях о Церкви. Он причислил к лику святых Лойолу и еще троих иезуитов, в том числе недавно умершего Франсиса Ксавье. Церемония планировалась как канонизация Исидора Труженика, праведного деревенского батрака XII века, будущего святого-покровителя Мадрида. Однако по желанию самого папы честь причисления к святым разделили с Исидором еще четверо. Под куполом базилики Святого Петра взвились флаги пяти новых святых, гордо утверждавших собственную святость и устремления понтифика, радеющего обо всей Церкви [52].