Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Мы могли бы назвать такие разговоры бестактностью. Но для католиков раннего Нового времени они были отъявленной ересью. Папы отреагировали на них повелением праздновать этот определяющий момент веры с еще большим пылом. Иезуиты призвали мирян перейти от причастия раз в год к причащению Телом Христовым раз в неделю или даже каждый день [61]. Иногда причастие помещали для поклонения в расписную чашу, монстранцию. Стоя на коленях на улицах и в проходах церквей, тысячи людей взирали на Тело Спасителя через круглое окошко в монстранции, в которое падали золотые солнечные лучи. К концу XVI века евхаристические шествия использовались для очищения города во времена опасностей или распространившегося греха. Одни во время карнавала пили, плясали и играли в азартные игры, другие падали ниц в безмолвной молитве. Церкви оставались открытыми день и ночь для Quarant’ore – 40 часов непрерывной молитвы [62]. В 1592 году Климент VIII (1592–1605 гг.) призвал священников по всему «родному городу Риму» принимать этих молящихся, дабы из центра христианского мира «без перерыва поднимался молитвенный фимиам пред ликом Господним» [63]. В 60-е годы XVII века Бернини выстроил церковь, полностью нацеленную на чудо евхаристии. Переступая через порог церкви Сант-Андреа на Квиринальском холме, верующие оказывались не в длинном центральном проходе, а в овальном помещении, всего в нескольких шагах от дарохранительницы с Телом Христовым.

К XVII веку Рим уже был монументальным свидетельством сугубо католического христианства. Хотя некоторые лютеранские церкви будут выстроены в барочном стиле, изогнутые формы и экстатические скульптуры Рима несли гораздо большее – отчетливо католическое послание. Грандиозность и драматичность стиля стали здесь средствами передачи и утверждения истинности и превосходства католической веры. В Риме искусство и архитектура обрушивают реальность святых и чудес на обыкновенных людей, просвещая их и усиливая их религиозный опыт историями, способными вызвать изумление и суеверный ужас [64]. В церкви Сант-Андреа зодчего Бернини над алтарем был изваян сам святой Андрей, мраморная фигура, воспаряющая с каменного постамента в небеса. В церкви Санта-Мария-делла-Витториа Бернини воскресил святую Терезу, изваяв монахиню XVI века в момент, когда она заявляет, что чувствует, как сам Бог пронзает «самое ее нутро» стрелой божественной любви [65]. Святая откинулась назад от боли, губы ее разомкнуты в мольбе, безмятежный купидон заносит руку, чтобы снова воткнуть ей в грудь стрелу. Каждый год в день святой Терезы солнце пронзало стекло и освещало покровы, которыми было обернуто ее бесчувственное тело [66]. В Риме раннего Нового времени католицизм был религией, которую можно было видеть и слышать, в которую можно было верить.

* * *

Превосходство над другими местами и религиями было жизненно важным для всего римского нарратива. Не менее важны были и правильные зрители. Папам требовалось, чтобы истину католицизма, явленную в Риме, увидели не только верующие паломники, но и неверующие люди. В то время как инквизиторы принуждали римлян изобличать в своей среде протестантов, Рим с распростертыми объятиями встречал других некатоликов. В 1603 году Али-Кули Бек, 73-летний представитель персидского шаха Аббаса I, наслаждался чудесами Рима в качестве гостя папы Павла V (1605–1621 гг.). Как мусульманина и посла мусульманского властелина его полезно было привести в трепет. Этапами его насыщенного маршрута были пещерообразный центр античного Колизея и Константинова Латеранская базилика [67]. В Борго он побывал в Санто-Спирито-ин-Сассиа, большом госпитале, роскошно перестроенном папой Сикстом IV (1471–1484 гг.). Ко времени визита персидского гостя Павел V уже мог похвастаться ему мировым первенством госпиталя по части экспериментов с анатомическим вскрытием и коллекциями из 100 тысяч снадобий и 50 тысяч микстур [68]. Неподалеку, в базилике Святого Петра, посол увидит еще более наглядное воплощение папских амбиций. Планы Юлия II по перестройке собора уже были осуществлены, трудами гениев от Браманте до Микеланджело он полностью преобразился. Бек не увидит широкого фасада из травертина, добавленного спустя несколько лет Карло Мадерно, как и двух изогнутых колоннад, которыми позже окружит площадь Бернини. Однако он отдаст должное куполу, накрывшему здание великолепной огромной чашей. Папа надеялся, что его гость, вернувшись домой, поделится с персидским шахом своими впечатлениями от недосягаемой для «безбожников» христианской цивилизации.