Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Иностранное присутствие в Риме приобретало и менее грандиозные формы: папство привлекало приезжих, имевших вполне приземленные заботы. Когда папой избирали не итальянца, то в город часто тянулись его соотечественники и соотечественницы, ведомые простым желанием получить работу [73]. Папа мог быть главой самого интернационального на свете двора, но даже он не был чужд тоски по развлечениям, еде и слугам со своей родины, то же самое относилось к кардиналам и к чиновникам курии, которых такой папа привозил с собой в Рим. Когда папами стали арагонцы Каллист III (1455–1458 гг.) и Александр VI, в Риме образовалась целая колония испанских кардиналов, писцов, актеров и царедворцев. В пышных салонах и в скромных комнатах нотариусов и клерков в полный голос зазвучали литература, драматургия и музыка Иберии. Искусство подражало жизни, и вдохновением этим чужестранцам служил Рим. Франсиско Деликадо, испанский клерк, написал в 1528 году «Портрет андалузки», одну из самых популярных драм того времени, о жизни проститутки из Андалусии, занимающейся своим ремеслом в Риме [74].

Даже при папе-итальянце, как бывало чаще всего, его курия, подданные, посетители, как и он сам, нуждались в банкирах, торговцах, поварах. В раннем Новом времени эти роли часто исполняли иностранцы. Постоялые дворы держали бельгийцы, испанцы и фламандцы [75]. Больше всего хлеба выпекали немцы, в торговле и в портах трудились мужчины и женщины из Далмации и Иллирии [76]. На улицах Рима звучали и всевозможные диалекты самого Апеннинского полуострова, ибо здесь сходились уроженцы его севера и юга, искавшие убежища и счастья. Идя мимо французской церкви Сан-Луиджи после игры в карты в доме куртизанки, Дарио ди Пьетро из аббатства бенедиктинцев в Фарфе замечал, что «слышал такие громкие крики на венецианском наречии, словно их там было полсотни» [77]. Зимой он услышал бы в городе более приятные звуки: в это время пастухи, спустившиеся с заснеженных гор, принимались играть на волынках. Были и такие, кто приходил в город в лохмотьях, спасаясь от войн или желая получить обещанную работу. Все это оказывало на Рим поразительное влияние: уже через год после разграбления менее четверти здешних мужчин – глав семейств были римлянами, а почти 20 % вообще были чужестранцами [78].

Среди множества иностранных языков одним из самых употребительных был немецкий. Работая пекарями, ветеринарами, плотниками и иллюстраторами, приезжие из Германии сами помогали городу. Люди с севера часто тянулись в Рим в поисках более свободных, конкурентных рынков. У них на родине все прибрали к рукам ремесленные гильдии, к которым были вынуждены присоединяться все работники [79]. Некоторые приходили, откликаясь на настойчивые призывы пап, стремившихся заселить и оживить город. Много немцев пришло, например, в 1420-е годы, когда Мартин V старался заполнить пустые улицы и лавки района Борго рядом с базиликой Святого Петра. До 1586 года эти кварталы не подчинялись обычной гражданской администрации Рима [80]. А значит, в начале XV века папа мог прельстить потенциальных переселенцев налоговыми послаблениями. Все новички могли прожить в городе целых 25 лет, не платя налогов [81]. Многие этим соблазнялись, в том числе такие немцы, как Элисса Кельнская, Мария Гризах, Эгидий, Матеус, Рекс и Рубеус Супербусы. Появившись в Риме, они сперва могли испугаться кое-кого из своих новых соседей, потому что папа приглашал в город даже преступников. На том условии, что переселяются они навсегда, осужденные, не совершавшие убийств и не предававшие Святой престол, заселяли Борго, считаясь полностью оправданными [82]. К счастью для папы и для его новых подданных из Германии, присутствие преступного элемента перевешивалось соблазнительными условиями для предпринимательства. Элисса торговала травами, специями и снадобьями на окрестных улицах, Мария – перчатками, братья Супербусы чинили обувь на ступеньках базилики Святого Петра.