Город Победы

Семеро попугаев и семеро ворон послушно полетели в сторону великого города. Они были в сравнительно добрых отношениях друг с другом, вороны и попугаи, потому что и тех и других недолюбливала большая часть прочих птиц. В лесном мире вороны оставались чужаками, их считали вероломными и своекорыстными и не доверяли им. Даже их голоса, в сравнении с соловьями и жаворонками, были отвратительны: они не пели, а по-лошадиному каркали. Если лесные птицы составляли оркестр, вороны постоянно в нем фальшивили. К тому же никто не забыл про войну, которая произошла двумя сотнями лет раньше, между воронами и совами, про войну, на которой – как считало большинство птиц – вороны повели себя недостойно. Пампа Кампана знала, что все настроены против ворон, и считала это отвратительным. Сотни лет до этой войны вороны были вынуждены состоять в услужении – практически в кабале – у более высокородных птиц, в первую очередь сов, и с ее точки зрения, эта война была битвой за их освобождение. К концу войны многие совы были мертвы, а вороны больше ни от кого не зависели, и честно говоря, как считала Пампа Кампана, более красивым птицам с более сладкозвучными голосами следовало пересмотреть свои предрассудки. Да, было много жертв, но это была война за независимость, и именно так следовало к ней относиться.

– Очень плохо, – отчитывала она запевающий с зарей птичий хор, – что вы, прекрасные крылатые создания, бываете такими же нетерпимыми, как лишенные крыльев люди.

Что же до попугаев, они тоже были неважными певцами, что делало их, скажем так, птицами низшей касты; к тому же они были столь многочисленны, что другие птицы сетовали, что они занимают слишком много места. Пампа Кампана намеренно выбрала двух этих птиц-чужаков, чтобы сделать своими глазами и ушами. В конце концов, она сама и ее спутники теперь тоже были чужаками в изгнании.

Делегация попугаев и ворон прибыла обратно спустя три недели. Они принесли много новостей. Когда шестеро претендентов на трон прибыли в Биснагу (рассказали они Пампе Кампане), не кто иной как Видьясагар повелел им оставить своих воинов за городскими воротами и войти в город в сопровождении исключительно своей личной охраны.

– На наших улицах не будет кровопролития, – провозгласил он. – Все разрешится без единого убийства.

К этому времени (докладывали птицы) Видьясагару было уже хорошо за семьдесят, и даже если боги вправду даровали ему такую же долгую жизнь, как жизнь, дарованная Пампе Кампане богиней, чье имя она носит, они, к несчастью, не наделили мудреца даром не поддаваться старению. Да, он был жив, но, надо признать, даже более чем дряхл. Его руки превратились в костлявые когтистые лапы, он сильно похудел и выглядел, честно сказать, изможденным. Из вежливости птицы не стали рассказывать о состоянии его зубов.

– Меня не заботит его внешний вид, – сказала им Пампа Кампана. – Расскажите мне, о чем говорили и что происходило.

– Внешний вид тоже был немаловажен, – сообщил ей главный попугай, которого звали как-то вроде Ту-ох-ах-та. – Видьясагар всего раз взглянул на седых дядьев Сангама, Чукку, Пукку и Дева, и заявил им, что они слишком стары для подобной работы – из его уст это прозвучало забавно! – и что империи нужна молодая кровь, правитель, который достигнет стабильности благодаря своему долгому правлению.

– Это значит, – пояснила главная ворона, чье имя звучало как-то вроде Ка-ах-ех-ва, – что он, Видьясагар, будет главным на самом деле, в то время как молодой царь будет делать то, что он ему скажет.

– Трое братьев Хукки и Букки Первых покинули Биснагу без пререканий, – сообщил главный попугай. – Люди говорят, для них было облегчением, что им не пришлось никого убивать или быть кем-то убитыми, не пришлось умерщвлять собственных жен, чтобы не быть умерщвленными ими, что они могут в покое доживать свои дни в своих удаленных крепостях со своими жуткими женщинами. Так что для них такой конец был счастливым.

– Слабаки, – заявила главная ворона. – У них никогда не было достаточно мужества, воли и силы, чтобы заполучить корону, и все об этом знали. Нам больше не нужно считаться с ними. Они всегда были на вторых ролях, а теперь у них больше и реплик-то не осталось.

– А что с моими сыновьями? – спросила Пампа Кампана, – Что с Ерапалли, Бхагаватом и Гундаппой, от которых я отреклась, но которые, похоже, сейчас одержали надо мною верх?

– Что любопытно, – сказал Ту-ох-ах-та, – Видьясагар помазал среднего сына, Бхагавата.

– Это значит, – прокомментировала Ка-ах-ех-ва, – что теперь Биснагой будет управлять религиозный фанатик, в советниках у которого будет состоять еще один экстремист.

– Должен сообщить также, – сказал попугай, – что, во-первых, Ерапалли и Гундаппа Сангама приняли решение Видьясагара, так что кровопролития не будет, по крайней мере не сейчас.

– Но ни один из них не рад, – добавила ворона, – так что стоит ожидать кровопролития в будущем.