Затем он известил стоящих там чиновников о приходе Архивариуса и Хрониста. Господин в сером цилиндре, какового Секретарь обозначил как Великого Дона, на секунду скользнул взглядом туда, где стоял Роберт, и степенно приподнял головной убор, приглашая полюбоваться спектаклем на площади. Господа из его свиты, жилистые фигуры, приветствовавшие Архивариуса рассеянным кивком, вновь заняли свои места. Розовый Секретарь все время держался на полшага позади Роберта.
Обеими руками Архивариус оперся на плоскую балюстраду балкона, камень которой, испещренный тонкими прожилками, в первых лучах солнца был на ощупь еще прохладным. Когда он оглядел просторную площадь, ему показалось, будто она сплошь покрыта роем мух, устало ползающих туда-сюда под огромным стеклянным колпаком. Но постепенно до него дошло, что меж серых дворовых стен по всей территории двигаются люди. Одни, сбившись в плотные темные кучки, сидели на земле, другие глубоко эшелонированными шеренгами стояли вокруг каких-то щитов, прибитых к высоким шестам и раскачивавшихся над толпами. Повсюду, в том числе и на довольно свободной середине площади, белели бурнусы распорядителей, по знаку которых ряды смыкались, образуя колонны, отдельные фигуры выступали вперед и строились парами. Затем они замедленным шагом, как на похоронах или в медленном полонезе, маршировали по кругу, а немного погодя некоторые пары отделялись от строя и, держась на небольшом расстоянии одна от другой, проходили мимо террасы, причем господин в сером цилиндре коротко хлопал перчатками по парапету. Изредка он вместо этого прикасался к шляпе, чуть заметно ее приподнимая. Этот знак постоянно вызывал среди господ из свиты некое удивление, они извещали чиновников в зале, а те в свой черед передавали соответствующие указания дальше.
Теперь одна часть толпы скучилась по краям двора, как на биваке, где народ живет тесным лагерем, другие же группы, словно готовясь к маршу политической партии, собирались вокруг пестрых жестяных щитов или длинными процессиями переходили с места на место, многие преклоняли на камнях колени, будто в глубокой молитве, многие объединялись для общих гимнастических упражнений, чтобы размять члены, – безостановочное движение на широком пространстве вызвало у Архивариуса впечатление, будто вымощенная крупными каменными плитами площадь медленно покачивается из стороны в сторону, как огромная палуба океанского корабля при бортовой качке. Балконная терраса, по бокам которой на площадь вели изогнутые пологие лестницы с гладкими перилами, казалась капитанским мостиком и тоже как бы тихонько вибрировала от качки. Изящные опоры балкона, числом шесть, оканчивались внизу покрытыми бронзой львиными лапами.
Хронист между тем вооружился биноклем, чтобы получше рассмотреть отдельные фрагменты парада мертвецов. Хотя линзы изрядно увеличивали отдаленные участки, поначалу ему казалось, что он тщетно усиливается отыскать среди многих тысяч немногие знакомые лица, которые, наверно, участвуют в этом смотре и среди которых, как он опасался, помимо Кателя, находилась и Анна. Но вскоре его интерес привлекли многочисленные щиты с надписями на разных языках, вероятно служившие ориентирами для сбора тех или иных орденских групп и братств.
Оглядывая собравшихся, он обнаружил, к примеру, вот такие щиты: «Преступники – Жертвы», «Гонители – Осужденные», «Еретики – Добровольцы», «Усталые от жизни – Безвременно умершие». В другом секторе щиты иные: «Обманутые – Обманщики», «Невинные – Соблазненные», «Мошенники – Идеалисты», «Мученики – Опозоренные». Он сумел разобрать не все надписи на щитах, под которыми теснились толпы. Казалось, все эти подразделения соединялись в более крупные колонны, каждая под шестью знаками. Их щиты были обрамлены разрисованной гирляндой и гласили: «Сибариты» – «Марионетки» – «Авантюристы» – «Статисты» – «Мечтатели» – «Обыватели». Насколько мог видеть Архивариус, группы статистов и обывателей оказались наиболее многочисленными. Мужчины и женщины плотными толпами теснились вокруг двух этих щитов.