Неравные партнеры шли рука об руку: обвиняемый и судья, лесничий и браконьер, ограбленный и вор, жертва наезда и шофер, обманщик и обманутый, коварный друг с любовницей, проигравший с выигравшим, доносчица с оскорбленной. Словно шестеренки, чьи зубцы подходят друг к другу, преступники соединялись с жертвами, заимодавцы с должниками, убийцы с убитыми, замученные с мучителями, добро со злом, «да» с «нет». Не всегда, опять пояснил любезный Секретарь, это именно те, что в жизни нанесли друг другу обиду, такое тоже бывало, но редко, здесь просто типичные представители своей группы, активной или пассивной живой группы, крайности, получившие свой приговор, половинки, вновь составившие органическое единство. Вот так, по словам Секретаря, уравновешивают друг друга любовь и ненависть, печаль и радость, справедливость и несправедливость, насилие и доброта, невинность и похоть, черное и белое, насмешка ищет серьезность, слеза – смех, разочарование – веру, беда – утешение, но и наоборот: утешение – беду, вера – разочарование, смех – слезу, серьезность – насмешку.
– Если вы, – сказал Секретарь Роберту, – наведете бинокль на самую середину площади, то увидите там колесо счастья, откуда каждый вытягивает назначенный ему билет.
На указанном месте Архивариус увидел, как люди теснятся вокруг большого лотерейного барабана, ярко расписанного драконами и демоническими животными. Вытянутый номер каждому писали светящимися цифрами на спине.
– Любой из номеров, – продолжал Секретарь, – предусмотрен дважды, таким образом всяк выбирает себе собрата по судьбе. Есть, конечно, и незначительное число пустышек, которые в данном случае, если угодно, суть билеты свободные и счастливые, ведь они означают, что для вытянувшего покуда не нашлось равновесного партнера. Те, кому партнера по билету не нашлось, на время получают отсрочку, а затем их нередко определяют на службу к непосредственно городским властям, например в качестве чиновников низшей и средней ступени, охранников, служителей, распорядителей, регистраторов, посыльных, курьеров, надзирателей и прочая, чей срок пребывания здесь в целом более продолжителен. При розыгрыше билетов Префектура использует давний надежный трюк, сиречь божественную иронию: каждый остается в плену иллюзии, будто он сам свободно выбирает свою судьбу, тогда как на самом деле вытягивает предназначенный ему билет. Ведь активных и пассивных, которые поначалу бесконтрольно скапливаются в городе, иначе не сбалансировать в совокупности, однако, чтобы покинуть город, баланс совершенно необходим. И таким вот способом – в лексиконе нашей Префектуры он зовется божественной иронией – для отдельного участника здесь до конца сохраняется иллюзия свободы воли, являющей собой и при жизни людей излюбленный самообман.
Секретарь, казалось, сам находил удовольствие в этом объяснении, которое жужжал Роберту на ухо. Архивариус, изумленно внимавший его словам, оставил место у парапета, отошел на несколько шагов назад.
– Кто же, – наконец спросил он, – перемешивает билеты-су́дьбы?
– Великий Дон, – ответил Секретарь.
Архивариус бросил взгляд на господина в сером цилиндре, который, словно небрежный зритель, тут и там встречался ему в городе, а теперь недвижно принимал парад, где мертвые отделялись от умерших. Делая знак перчатками, он сообщал каждой идущей мимо паре окончательное решение – покинуть город, а стало быть, и последний остаток своего «я». Сейчас он прервал однообразную серию хлопков перчатками по мрамору. Роберт увидел, как он взялся за шляпу и приветственно взмахнул ею перед проходящей парой.
Секретарь, протиравший очки, подтвердил Робертово предположение, что этот жест знаменует оправдание. По каким причинам порой в последнюю минуту выносили оправдательный приговор, никто не знал. По мнению Секретаря, в таких случаях – они, вот как сейчас, сеяли в рядах штабной свиты некоторое беспокойство – можно предположить, что, составляя пары, контрольные органы ненароком что-то проглядели. Может, баланс оказался небезупречен, может, упустили из виду, что один из партнеров еще не выполнил свою миссию до самого конца, а может, и по какой-то иной причине – так или иначе, от неподкупного взора Великого Дона ни одна погрешность не укрывалась. Он не говорил ни слова и никогда не мотивировал свое решение, предоставляя чиновникам Префектуры с их духовными пастырями и переводчиками искать объяснение его приговору и выявлять ошибку. На это уходило много времени, и зачастую требовалось обстоятельное расследование, чтобы объяснить наконец приговор Великого Дона, почему умерший, демонстрируя все признаки мертвого, должен пока остаться в промежуточном царстве.