– Пожалуй, – немного погодя монотонным голосом произнес Комиссар, не сводя глаз с тетради, – вы запечатлели солидное число эпизодов и отдельных картин; очень важно видеть, что́ в нашем царстве привлекает внимание живого, что́ он считает достойным сохранения и в какой мере способен принять дух порядка и закона, ту волю, что изымает из явлений случайное, дабы стало зримо самое главное. Например, – продолжал он, – вы очень симпатично изображаете характер некоторых учебных уроков: поедание каши вначале, формальную игру чиновников, хороводы женщин вокруг воображаемого белья, а также участие населения в шествии пилигримов-детей, застольную церемонию в гостинице, пантомиму святых в религиозном сооружении… при этом вы умалчиваете, какой цели служат эти действия умерших, а ведь, во-первых, благодаря механическим упражнениям они сохраняют память об определенных жестах давней жизни, которые веками и тысячелетиями оставались неизменны, во-вторых, путем выхолащивания избавляются от важности, какую придавали им при жизни.
Архивариус не сводил глаз с телепата.
– Об этом же, – продолжал тот, – говорят и ваша трактовка менового рынка, и ваш рассказ о системе городских фабрик. Мне нравится, что вы отнюдь не скрываете, насколько сильно в первую минуту противитесь пониманию, что все, с огромным тщанием и точностью производимое рукой человека, стремится к одной-единственной цели, сиречь к тому, чтобы с неменьшим тщанием и точностью подвергнуться уничтожению. В нашей системе производства и демонтажа мы, пожалуй, нашли самую прямую дорогу и можем считать, что – независимо от автоматического регулирования проблемы безработицы – создали образцовый шаблон, отвечающий и общему закону природы, а именно: от субстанции материи нельзя ничего отнять и ничего нельзя к ней прибавить. Словом, мне нравится, что вы не скрываете смятения, охватившего затем ваш дух, и что затем вы попали или, вернее, не могли не попасть в загадочный зеркальный лабиринт. Конечно, можно бы много чего прокомментировать, как здесь, так и касательно каменного мирового ока на фасаде собора, которое произвело на вас огромное впечатление, тогда как умершие обычно проходят мимо, не обращая на него внимания. Иные моменты нам бы хотелось прочитать в более подробном изложении, например, отчего для состояния умерших музыка – атавизм, притом вредный, хотя музыкальные звуки суть космическая стихия, или взять то место, где приводятся отклики чиновничества на ваш доклад, вполне приложимые ко всей вашей хронике, лежащей сейчас перед нами.
Архивариус хотел было встать и возразить, но ему сделали знак подождать, пока Верховный Комиссар просмотрит тетрадь до конца. Тот с похвалою подчеркнул, что Хронист постепенно понял, что Архив есть не что иное, как учреждение, авторитетно и одновременно символически выражающее всю значимость города мертвых. Он, так сказать, направляет изменения и преображения, служит, по меткой оценке Хрониста, «кладезем духа и западней».