Город за рекой

Физическое изнеможение от бессонной ночи и переживаний последних часов вылилось в ощущение внутренней опустошенности. Тупое оцепенение парализовало движения.

– Роберт! – окликнул чей-то голос, в котором сквозили радость и удивление. – Это вправду ты?

Он остановился, оглянулся. В хрупкой фигуре, которая странной походкой, ставя ноги как-то наискосок, шла от вокзала ему навстречу, он узнал свою мать.

– Очень мило с твоей стороны, сынок, – сказала она, – что ты меня ждал. Поистине Божия благостыня.

Она отвела седую прядь со лба, мерцающего словно прозрачный фарфор.

– Надо же, встретить тебя, мама, – сказал он, – встретить тебя уже здесь! Я направлялся к тебе.

– Здесь такой чудесный свет, – сказала она с напряженной улыбкой, – я видела его всю дорогу. Да в общем-то я всегда была готова.

Он погладил ее руки.

– Я и отца здесь увижу? – спросила она.

– Странствие, – осторожно сказал Роберт, – уже увело его дальше. Нас троих всегда разделяла некоторая дистанция. Понимаешь?

– Я подчиняюсь, – сказала она, – я научилась подчиняться всему, что решено в сонме судей Божиих.

Суровое очарование проступило на белоснежном лице, точно греза великой женской красоты. И тотчас оно вновь стало до боли пустым. Из битком набитой дамской сумочки, что висела у нее на локте, выглядывал потрепанный сборник псалмов.

Когда Роберт сказал ей, что он возвращается в мир, она сообщила, что Эрих и Беттина успели вырасти и что после его ухода Элизабет не всегда жилось легко.

– Однако, – сказал он, – неужели я так долго пробыл в отлучке?

Мать неуверенно посмотрела на него.

– Нам так казалось, – сказала она, – но решай сам. В мире меж тем случилось много ужасного. Ах, почему люди так жестоки друг к другу? В конце концов я больше не могла там оставаться – как тысячи, сотни тысяч. Теперь мое сердце упокоилось навеки. – Она глубоко вздохнула. – Любимый мой мальчик.

Когда Роберт предложил дать ей рекомендательное письмо в город, она растроганно поблагодарила, но наотрез отказалась:

– Нет-нет, мне рекомендации не нужны, я иду к Господу. – Заметив, что он нахмурился, она добавила:

– Конечно, тебе видней, но не надо!

Он кивнул.

– Раз уж ты возвращаешься, – сказала она, – поливай цветы у меня на балконе, не то ведь засохнут.

Роберт обещал.

– А ты, – крикнул он вслед матери, – не забудь потом поцеловать камень сивиллы, если хватит сил.

– Да-да, – долетело в ответ. Как бы издалека и немножко нетерпеливо.

Чуть сутулая фигурка торопливо семенила по блестящим в лунном свете трамвайным рельсам в сторону города. Он смотрел ей вслед, даже когда силуэт ее давно смешался с тенями ночи. И вот тогда, зная, что она его не услышит, он поклонился и произнес:

– Спасибо, что ты меня родила.

Затем он через вокзальный туннель вышел на безлюдный перрон. Думал, что его встретят там завистливые взгляды и любопытные расспросы, однако немногочисленный путейский персонал, без сомнения, получил от Префектуры надлежащие указания. Никто его не побеспокоил, даже документы, тщательно подготовленные Секретарем, проверять не стали. Роберт шагал вдоль поезда, составленного из пассажирских, товарных и купейных вагонов, попадались даже саморазгружающиеся полувагоны. В конце концов он поднялся в вагон скорого поезда и ничуть не удивился отсутствию других пассажиров. Литер у него выправлен до следующей станции, ну а там будет видно.

XX

Около полуночи длинный состав почти бесшумно тронулся с места. На большом мосту через реку, где поезд шел медленно, колеса гулко стучали. Роберт смотрел в окно на илистую воду, которая вяло, точно свинец, текла под луною в своем глубоком русле и возле осыпи переливалась как опал. Пар локомотива, шипя, наполз на стекло, и это зрелище быстро пропало из виду.

Он лежал на узком деревянном сиденье, вытянувшись во весь рост, потом обхватил голову руками, повернулся на бок, подтянул согнутые колени к подбородку, замер в позе эмбриона, да так и уснул. А когда проснулся, уже рассвело. Он привстал, с удивлением глядя на ландшафт, который не спеша тянулся за окнами по обе стороны. За укрытыми зеленым ковром равнинами высились у горизонта белые облачные громады, точно исполинские улитки в нежно окрашенных ракушках.

Открыв чемодан, он нашел там снедь, должно быть припасенную Леонхардом. Под вещами лежала и синяя тетрадь из Архива, которую еще вчера перелистывал высокий читатель в Префектуре. То было единственное доказательство, что его пребывание в царстве мертвых не выдумка, не сон. Открыв последние страницы, он теперь словно бы сам видел, что они исписаны его почерком. Но нет, в конце тетради была запись Верховного Комиссара. Вполголоса он прочитал:

I saw the Sibyl of Cumae
– Said one – with my own eye.
She hung in a cage, and read her rune
To all the passers-by.
Said the boys: “What wouldst thou, Sibyl?”
She answered: “I would die”[13].