Город за рекой

– Я вполне взрослый и знаю, что́ делаю, – сказал Роберт, не выпуская любимую из объятий.

Отец из кресла наблюдал за парочкой, похожей на фото с открытки.

– И вам не избежать разочарований, – сказал он, будто ветхозаветный пророк. Из горла у него вырвался квохчущий звук – не то смех, не то рыдание, – и он швырнул папку с бумагами на стол.

– Полномочия, – сказала Анна уже обычным голосом, – некогда предоставленные вам полномочия мы отзываем.

– Но вы должны войти в мое положение. – Старик дрожал от озноба. Казалось, он вот-вот рухнет на колени. – Мне было здесь хорошо, Роберт, и, кстати, тебе, мой мальчик, тоже выгодно, если именно я представлю иск в здешней инстанции и постараюсь затянуть тяжбу. Ты пока недостаточно здесь освоился. Сумерки… – Он умолк.

– За нас тебе беспокоиться незачем, – холодно обронил Роберт.

Анна согласно кивнула.

– Я человек самостоятельный и обеспеченный, – добавил он, не замечая банальности сказанного, говорил-то в манере брачного объявления.

Он раздвинул шторы и открыл окна. Воздух был еще теплый, но не такой душный и спертый, как в комнате. Там, где зашло солнце, в небе виднелась красноватая полоса.

Отец собрался уходить, хотел засветло добраться до нижнего города. Анна проводила его к выходу.

– Мне жаль, – сказала она, – что ваша роль заканчивается. Но я должна думать о своей собственной.

Старик засеменил прочь.

Заметив папку, оставленную отцом на столе, Роберт решил передать бумаги, в которые сам даже не заглянул, в Архив. Ему казалось, таким манером он нынче хоть что-то сделает по службе. Из передней Анна позвала его вниз. За окном развевалось на ветру черное полотнище. Отец Анны, закрывший ставни в нижнем этаже, вошел в дом.

– Вас спрашивали, – сказал он. – Какой-то военный спрашивал господина доктора Линдхофа.

Роберт удивленно остановился. Старик рассказал, что военный, кстати человек молодой, в кепи, заходил к Роберту в контору и узнал, что господин доктор Линдхоф весь вечер пробудет здесь. Однако он выпроводил солдата, потому что наверху проходило совещание, которому мешать нельзя. Роберт нахмурился, раздосадованный не столько самоуправством старика, сколько тем, что о его визите к Анне в дом ее родителей было известно. Хорошо хоть, речь шла о нейтральной конторе, а не об Архиве.

Мать пригласила его поужинать с ними, мол, все уже готово. Анна молча смотрела на него. Старики уговаривали так радушно, что он не смог отклонить приглашение. Ужинали на кухне, за добела выскобленным столом. Роберт, еще не поборовший досаду, говорил мало, но неоднократно подкладывал себе из кастрюли с тушеным картофелем и овощами. После еды каждый вымыл за собой посуду в тазу, который стоял в углу, рядом с плитой.

– А теперь, – сказал старик с розовощеким гномьим лицом, – пойду к бочке.

Он настоял, чтобы Роберт спустился в подвал вместе с ним. Анна тем временем пошла к домашней колонке за водой. Внизу, посредине узкой каменной каморки, насколько можно было видеть в свете переносного фонаря, лежала допотопная винная бочка, занимавшая больше половины помещения.

– Вы постучите, господин инспектор, – предложил старик, стукнув костяшками пальцев по боку бочки. – Слышите? Полнехонька.

Потом он подтащил скамеечку и принялся теребить затычку.

– Знаете, – сказал он, – обычно я так не делаю. Но прощальный глоточек за меня и приветственный глоточек за Анну, пожалуй, не помешают.

Он решительно наполнил две глиняные кружки.

Снова в передней, с Анной, Роберт собрался уходить.

– Не хочешь остаться? – спросила Анна. – Я-то думала, вечер будет наш.

– Не сегодня, Анна, – отозвался он. – Ты ведь тоже, наверное, устала.

– Да нет. – Она покачала головой. – Только загрустила, Роб.

– Скоро увидимся, – с нежностью сказал он. – Я останусь надолго, но сперва мне надо освоиться.

– Здесь, – испуганно проговорила Анна, – никогда не знаешь, что́ будет с нашим братом.

– У меня, – успокоил он, – свои планы насчет нас.

– Лучше бы нам сразу выпроводить твоего отца и провести эти часы вдвоем, верно?

– Нельзя так думать, – сказал он, – рано или поздно тебе нужно было высказаться и спихнуть прошлое с плеч долой. Мы очень долго ждали друг друга, давай потерпим еще немножко.

– Ты тоже ждал меня, Роб?

– Только теперь, Анна, я понимаю, как ты меня любила.

Она не спеша проводила его по гравийной дорожке к садовой калитке, открыла ее, и оба еще минуту-другую нерешительно стояли там в лунном свете.

– Некоторое время, – тихо сказала она, в замешательстве теребя его пиджак, – я даже толком не помнила, как ты выглядишь.

– Но теперь-то вспомнила, – сказал он, тоже тихо.

– Да, – прошептала она и опустила голову.

Он притянул ее к своему плечу, приласкал.

– От твоих волос пахнет горечью, – сказал он, – словно каким-то крепким экстрактом.

– Не как обычно? – озабоченно спросила она.

– Наверно, это ночные ароматы сада.

– Я боюсь за тебя, Роб. Ты от меня не откажешься?

Он чувствовал, что она дрожит, и пошутил:

– Глупышка.

– Да, поглупела, – сказала она, – голову потеряла, из-за тебя.

Он поцеловал ее.

– Ты никогда меня не бросишь, Роб?